Анатолий Тепляков - Под знаком водолея

– Так сразу? – удивился я.

– А чего кота за хвост тянуть? Куй железо пока горячо!

– Как пить дать, сам напросился! Наглости у тебя не занимать!

– Не без этого. Не привык я канители разводить, пускать слюни целый месяц. Слушай! – Мишка вдруг оживился, перевернулся на кровати на живот. – Пойдём завтра со мной!

– Ты что, того?.. – я выразительно покрутил пальцем у виска. – Я твоей Зои в глаза не видел. С какой стати я пойду с тобой?! За бесплатное приложение?!

– Да хоть наедимся чего вкусненького на халяву! К тому же, я заметил, что старушки тебя обожают.

Старухи меня любили, это верно. Но от этого моему самолюбию не легче. Я предпочел бы, чтобы меня обожала Мишкина Зоя, а не старухи.

– Неудобно как-то… – засомневался я.

– Неудобно на потолке спать и штаны через голову надевать. Имею я право к будущей тёще с лучшим своим другом прийти?! Тёщ с первого дня надо воспитывать! – с видом умудрённого жизнью мужика поучал Мишка.

– Ладно, – сказал я. – Только бутылку ты берёшь. Тебя же сватать идём!

– Какой там сватать!.. Типун тебе на язык! – Мишка суеверно перекрестился слева направо. Не ляпни хоть там. С тебя станется! Ну, давай отбой, что ли? Свет выключай!

– Нет уж, пан-барон! Выключатель к твоей кровати ближе!

– Ну и молодёжь пошла! – мой сожитель был на полгода старше меня и иногда этим кичился. Однако, вздыхая, пошлёпал к выключателю.

Через минуту с его кровати донёсся сочный храп. Беззаботный Мишка засыпал быстро. А я ещё долго ворочался в постели. Не давала мне покоя бунинская Антигона, которая, занимаясь любовью с юным героем, смотрела на меня из-за его плеча. И бесстыже, зазывно подмигивала.

В углу комнаты долго возилась с какой-то коркой мышь. Под это шуршание, под монотонный стук маятника часов наконец-то уснул и я.

…Снилось мне, не приведи Господи, что! Беззубые, горбатые старухи со слезящимися глазами. И все, как одна, с жуткими крючковатыми носами и острыми, выдающимися вперёд подбородками. Сколько бабок-ягушек суетилось вокруг меня – я и сосчитать не мог. Я лежал в огромном не-опрятном корыте, а старухи намыливали меня, окатывали водой, зачерпывая её ковшиком из корыта. И ехидно, противно хихикали. Но особенно досаждала одна: самая старая и самая уродливая. Она норовила ухватиться за предмет моей мужской гордости и лезла целоваться тонкими слюнявыми губами. Из беззубого рта тошнотворно воняло нечистотами. Любвеобильная старая уродина была одета в короткое цветастое платье, из-под которого бесстыдно выглядывали дряблые ляжки. Я пытался подальше отодвинуться от неё, но старуха уже почти оседлала меня.

– Ты хотел женщину? Я самая красивая и самая страстная женщина! Я твоя Антигона! Ну, обними, обними меня! Ну, поцелуй меня, соколик!

И на моё лицо из декольте пёстрого платья вырвались невообразимо морщинистые, дряблые груди старухи – холодные и скользкие, словно две жабы. Я вскрикнул от ужаса и проснулся в холодном поту с вырывающимся из груди сердцем.

Через дешёвые ситцевые занавески пробивалось солнце, ещё не весеннее, скуповатое на тепло. Я посмотрел на соседнюю кровать: спит ли Мишка? Будто боялся, что он, как телепат, мог узнать о моём гротесково-уродливом сновидении. Вот хохотал бы!

Мой сожитель дрых без задних ног. Хотя одна из них высунулась из-под одеяла. Худая, костлявая нога, с неопрятными ногтями. Такой, наверное, должна быть она у Бабы Яги – та, что не костяная.

Из-за кошмарного сна настроение у меня было отвратительное и не хотелось вылезать из-под одеяла. Неплохо, если бы какая-нибудь Маринка или Зойка подали в постель завтрак на подносе. И здорово, хотя б на день превратиться в Манилова или Обломова, забыть обо всех делах и обязанностях перед обществом и перед своим будущим.

Но я не наследник мультимиллионера, и хлеб насущный никто не подаст мне на блюдечке с голубой каёмочкой. И отбросив одеяло в сторону, я резко вскочил с кровати.

В умывальнике вода была холодной, и умывание взбодрило меня. Жизнь уже не казалась унылой и однообразной. Я был до неприличия молод, и впереди меня ждали великие дела. Вот только бы позавтракать!

Я приоткрыл дверь в кухню. Наша бабуля Францевна уже проснулась и кашеварила. На примусе стояла кастрюля. Примус гудел, как самолет при взлёте. Чтобы поздороваться с ней, я подошёл поближе.

– Доброе утро, бабуля! – прокричал ей на самое ухо.

– Здравствуй, коль не шутишь! – ответила она, поморщившись. – Чего орёшь-то?! Гуляку нашего разбудишь!