Алексей Аимин - Путеводитель по раю. На грани неведомого

Женщины подошли, поздоровались и та, что моложе, обращаясь к новому для них человеку, действительно обратилась с вопросом, правда, не по тексту «суфлера» Палыча:

– Вы верите, что на Земле будет конец света?

– Верю.

– А вы хотите спастись?

– Нет.

И если первый ответ полностью вписывался в подготовленный сценарий разговора с непросвещенными, то второй ставил жирный крест на его продолжении в нужном русле. После заученных наводящих вопросов, следующий прозвучал намного искренней:

– Почему?

– Потому что все мои предки, родные и близкие, не успев приобщиться к вашему единственно-верному учению, уже не спаслись. Так я уж заодно с ними – в общую кучу.

– А может, все-таки… – вторая женщина протянула Михалычу брошюрку и журнал.

– Может…

Взяв предложенную литературу, он положил ее рядом с собой на скамейку, – надо же знать, кто нам какое светлое будущее обещает.

Он посмотрел журнал

– Башня какая-то… сторожевая…

Страница журнала не сулила плохим людям ничего хорошего

– У них башня, у масонов пирамида. И там и там надо карабкаться к месту под солнцем и поближе к высшему начальству. А вообще это прообраз карьерной лестницы – все пирамиды ступенчатые, только из-за масштабности не так в глаза бросается.

– Был я там – видел.

Женщины, о чем-то переговариваясь, пошли дальше.

– Смотри, как они сейчас Клавдию обойдут, – кивнул им вслед Палыч. – В прошлый раз она их так своим костылем отходила! Она-то истинно православная, а православные ух как могут врезать, хоть ракетой, хоть костылем!

Действительно, проходя мимо клавдиной скамейки, женщины прижались к противоположной обочине и ускорили шаг.

Михалыч вспомнил фразу своего фронтового товарища Вадима, которую он запомнил почти слово в слово:

«Каждая религия считает иноверцев врагами и просит у Бога их покарать. Бог в растерянности…»

Палыч поведал о Клавдии Антоновне:

– Нрав у нее будет покруче, чем у Екатерины Великой. Но, как говорится, бодливой корове Бог рогов не дал. В тюремной охране работала – все по струнке перед ней стояли. А лет пятнадцать назад они с мужем на своей машине в аварию попали, так что ей пришлось отнять обе ноги. Но она так лихо на протезах ходит, что не каждый догадается, что она без ног. Воля-то у нее – во! – и поднял зажатый кулак. После чего продолжил:

– Потом муж от нее ушел, и не потому, что подлец какой – он и сейчас ее навещает, – а потому, что извела! – Последнее слово он произнес по слогам и тут же переключился:

– Михалыч, а тебе мат!

– Действительно… Прямо как в той шахматной задаче: белые начинают и выигрывают. Теперь моя очередь.

Расставляя фигуры, Михалыч вспомнил, как он впервые проходя мимо Клавдии угостил ее яблоком. Та попыталась отказаться, но быстро сдалась. Потом она стала жаловаться на высокие цены, на то, что хорошие лекарства и свежие фрукты ей не по карману, а ведь надо и в церковь что-нибудь отнести.

На ее вопросы о своем семейном положении, не развивая тему, Михалыч ответил, что он вдовец, а о материальном – на жизнь хватает.

– Она и с дочкой и зятем не ладит, все указывает, как им жить, как внуков воспитывать, все тяжкие на них вешает.

– Да уж, – вполголоса добавил Михалыч, – взгляд у нее прокурорский.

– Клавдия вовсю грехи замаливает, – продолжил Палыч, – считает, что это за спесь и гордыню ее Боженька покарал. На другой конец города в храм ездит, а там пешком от вокзала почти километр, ни одну крупную службу не пропускает. Только толку-то, – он махнул рукой, – обратно уже ничего не вернешь, рубикон пройден.

Михалыч знал, что это выражение Юлия Цезаря, но показывать свою осведомленность не стал, чтоб Палыч не заподозрил в этом намек на его прозвище.

В это время раздался шум. Из окна четвертого этажа одного из домов послышались ругань и плач ребенка. Михалыч вопросительно посмотрел на своего визави.

– Это у Ковалевых. Была семья как семья, квартиру вот получили – одними из последних. Успели еще по советской очереди. Две дочери. Старшей годков двенадцать, а младшая лет пять назад родилась – Катей зовут. Больная девочка, что-то с позвоночником.

А мать два года назад взяла и укатила с проезжим гастролером, Мужу Кольке этот довесок оставила. Он-то работает, а за ребенком постоянного пригляда нет, когда старшенькая, когда соседка, а когда и одну запирают в квартире. А ребенку скучно одной, она все на окно забирается, – любит во двор смотреть. А сейчас соседка, видимо, пришла покормить и с подоконника ее снимала. Жизнь у многих такая, что не позавидуешь.