Однако, сознавая ничтожность отдельной личности, Хайям никогда не поддавался пессимизму и не опускал руки, выступал против эгоизма, ханжества и лицемерия, проповедовал истинные моральные ценности:
Закрой Коран. Свободно оглянись.
И думай сам. Добром всегда делись.
Зла – никому не помни. А чтоб сердцем
Возвыситься – к упавшему нагнись.
Такие крамольные высказывания Хайяма ставили в тупик его современников, особенно защитников веры. Уже при жизни творчество поэта было под строгим запретом. Однако его рубаи жили своей жизнью, словно вылетевшие из гнезда птицы. Они тайно переписывались, передавались устно и были известны во всем арабском мире.
Во дворце.Иранская миниатюра
Из-за такого народного признания во второй половине жизни Хайям находился в опасности. Его многочисленные противники требовали строгого наказания безбожника и вольнодумца. Очень быстро забылись его былые заслуги и прошлые величественные звания:
– Имам Хорасана,
– Ученейший муж века,
– Доказательство Истины,
– Знаток греческой науки,
– Царь философов Востока и Запада.
Возможно, потому уже в достаточно преклонном возрасте Хайям совершил хадж в Мекку.
Недоброжелательный биограф поэта Ибн Ал-Кифти так комментировал это событие:
«…придержав поводья своего языка и пера, из страха, а не из благочестия» .
Другой современник выразился еще конкретнее:
«…чтобы сохранить глаза, уши и голову» .
Не исключено, что Хайям еще и хотел испытать на себе действие исламских святынь. Видимо, они на него не подействовали.
Неизвестно, написано вот это рубаи до паломничества или после, но можно представить внутреннее состояние поэта по горечи и безысходности, которые он вложил в эти строчки :
Один Телец висит высоко в небесах,
Другой своим хребтом поддерживает прах.
А меж обоими тельцами – поглядите, —
Какое множество ослов пасет Аллах!
Обогнав время на многие столетия, Хайям постоянно терзался сомнениями. Во всех канонических религиях его пытливый ум находил множество противоречий. Например, в каждой из них был свой рай.
Прекрасный логик и политик мучился на первый взгляд простыми вопросами.
Неужели и на Небе людей ждут те же разногласия и раздоры?
Куда же тогда попадут безгрешные иноверцы?
Никто из окружавших Хайяма людей, даже самых мудрых, вряд ли мог ответить на такие вопросы. Потому он и направлял их к Богу, делая это достаточно дерзко, не боясь укорять за несправедливость, творящуюся на земле:
Добро и зло враждуют: мир в огне.
А что же небо? Небо – в стороне.
Проклятия и яростные гимны
Не долетают к синей вышине.
Казалось, что он этим хочет вызвать огонь на себя, получить от Бога хоть какой-то знак. Но ответа не было. Хайяму оставалось соглашаться с эпикурейцами, ведь древние греки представляли Бога лишь как величественного наблюдателя.
Среди их высказываний можно найти и такое:
разве будет мудрый вмешиваться в дрязги глупцов?
Многие исследователи относят Хайяма к пантеистам. Со временем он действительно пришел к выводу: Бог всеобъемлющ и совершенно недосягаем для человеческого разума, потому он не может вписываться в какие-то образы. А познать можно лишь его маленькую частичку, заключенную в самом себе:
«Ад и рай – в небесах», – утверждают ханжи.
Я, в себя заглянув, убедился во лжи:
Ад и рай – не круги во дворе мирозданья,
Ад и рай – это две половины души.
Тема веры в творчестве Хайяма довольно значительна, но она не заслоняла ему окружающую действительность.
С не меньшим интересом он вникал в суть жизни и в сущность самого человека. И если человек ему был в какой-то мере понятен, то с общественным устройством нравственные принципы и логика Хайяма находились в явном противоречии. Попытки стать таким же, как все, у него заканчивались неудачно:
Читать дальше