Сергей Cупремов - Планка абсолюта

© Сергей Cупремов, 2018

ISBN 978-5-4493-1464-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

М О С К В А 2 0 1 7

Роман С. Cупремова очень метко определяет ценности жизни —

ту планку абсолюта, к которой человек, если он понимает умом и

сердцем свое предназначение на земле, должен стремиться всю

свою жизнь. Используя богатую художественную образность, автор

повествует о пути героя через джунгли Семизонья к красоте Сада,

который скрыт внутри каждого из нас. Издание предназначено для

широкой читательской аудитории.

Кто твой охранник?

ГЛ А В А 1

– Когда буду тебя спрашивать, что ты видишь, назы-

вай только то, на чем держится твой глаз, уяснил?

– Да, папа, понял. Я и в прошлый раз тебе говорил…

– Не нервничай, легче… теперь целься!

Я натягивал тетиву и наводил мушку. Восьмая мишень,

семь остальных пройдены, и, конечно, росло беспокой-

ство. Ладони вспотели, пальцы неприятно скрипели по

тетиве, и все оттого, что осталось каких-то три мишени.

Будь их семь или пять, такого страха не было бы, но ведь

восьмая, и промазать будет так обидно!

– Что ты видишь? – разогнал тревожные мысли го-

лос отца.

– Мишень, кончик стрелы вижу… – помешкав, я до-

бавил: – Палец свой вижу.

Отец ничего не ответил, а я выстрелил и – промазал.

Так досадно, что не описать, а он мне снова:

– Целься, не хнычь! Перечислишь только то, что ви-

дишь… только, что видишь…

Девятая мишень уже дрожала, или это рука так, но мне

не удавалось вернуть настрой, пригодный для хорошей

стрельбы, к тому же, ныло предплечье – вероятно, от

подтянутой накануне тетивы.

– Что видишь? – снова внезапно одернул меня голос

отца.– Мишень вижу, еще рука дрожать начала, гуляет на-

водка… еще неровная траектория, ветер мешает. – Я

отпустил правую руку и сфокусировал взгляд на девятке

– на этот раз я попал. Но былого трепета, радости уже не

было. Оставалась самая ответственная, квалификацион-

ная мишень, и все прошлые достижения померкли перед

этой целью.

Отец положил руку на мое левое запястье и силой

опустил мой лук. Он стал призывать меня настроиться,

перестать нервничать, поскольку это не последняя в моей

жизни мишень. Папа долго говорил о вере, я должен ве-

рить, что попаду, верить в себя. Неважно, сколько будет

промахов, вера в себя не должна пропадать, потому что

проигрывает тот, кто сдался, а не тот, кто делает много

ошибок. Я не понимал, что он говорит, и он догадывался,

что до меня с трудом доходят его слова, и тогда он переи-

начивал и рассказывал то же самое, но в других выражени-

ях. Одно я запомнил даже очень хорошо.

– Ты сомневаешься, что попадешь. Признайся!

– Да, боязно, осталась последняя цель.

– Видишь, ты уже проиграл – еще не выстрелив,

промазал. Так нельзя, кто тебя так учил, я не учил сомне-

ваться в себе. Целиться – учил, не смотреть по сторонам

– учил, а сомневаться – нет. Кто тогда тебя надоумил?!

Я ответил, что не знаю, это само происходит, и я не ви-

новат. На это папа строго возразил, что виной всему мое

нежелание дружить с покоем.

– Ты зыркаешь по сторонам, волнуешься, видят или не

видят тебя другие, и разбазариваешь все свое равновесие.

Когда покой теряется, тебя захватывают сомнения: «Ой,

последняя мишень, предпоследняя мишень, я смогу, я не

смогу». Кто же так делает?! Мать твоя тоже волновалась,

что расскажут о ней на работе, что глупой посчитают, не

поверят, если она скажет правду. Но она же не учила тебя

стрелять, учу я! Покой ушел – пришли сомнения, а по-

явились сомнения – возникли тревоги, и твой настрой,

прицел на победу – все это порушено. Скажи, ты пони-

маешь, о чем я говорю?

Я закивал головой, но повторить за ним не смог бы.

Поупражнявшись в красноречии, отец стал по новой за-

ставлять меня целиться, крепко сцеплять пальцы, держать

спину и равномерно дышать – все то, что я уже слышал

сотни раз. На каждом этапе он произносил: гони сомне-

ния, не нарушай уравновешенность, а потом еще и еще

раз повторял эти слова, пока, в конце концов, правая рука

не прекратила слушаться и не стала бесконтрольно дро-

жать. Но вместо конца занятий отец разрешил полчаса от-

дохнуть и снова принялся пилить своей мудростью.

Сколько прошло времени, сейчас не вспомнить, только