Сергей Cупремов - Планка абсолюта

концентрировался на них или приступал к работе. Мало-

помалу дело двигалось, и даже охранник стал замечать из-

30

менения. Я после этого сподвигся сделать о нем запись в

своем свитке:

Надзиратель

«Охрана – это производное самих джунглей, такое же,

как ростки или вьющиеся лианы, из которых соткан непро-

ходимый зеленый занавес. Я удивлялся, как охранники могут

быть продажными, нарушать свои обязанности и, по сути,

идти против самих себя – ведь они часть джунглей. Скоро

в себе самом я распознал изъян – такую же слабость, как

предательство охранниками своей природы.

Типичный, самый распространенный охранник по форме

повторяет человека, с небольшими видимыми отличиями

в теле. Май говорит, что надзиратель серый и внутри его

оболочки постоянно движется дым снизу вверх вдоль позво-

ночного столба. Я не могу так сказать и вижу его как чело-

века. Физиономию он может принимать каждый раз новую,

но это редко. Обычно он похож на одного очень знакомого

мне человека, очень знакомого… Охранник появляется из

серых туманных облаков, которыми окутаны джунгли. В

часы, когда светит солнце и облака становятся вялыми,

можно вытворять пакости, поскольку охранник не на-

столько активен и может знать о нарушениях, но не реа-

гировать сразу.

Будь его воля, он непременно отменил бы солнце, но без

солнца какая жизнь? Здесь все умрет. На грани уничтоже-

ния джунгли оказывались несколько раз, если быть точным

– каждый год. Хранители, спятив, начинали замыкать об-

лака несколькими кольцами, так что делалось темно. Даже

31

обычная ночь в джунглях отнюдь не романтическое время-

препровождение. Темнота таит в себе только опасности.

Логика природы: заключенные в нее спонтанность и гармо-

ния ночью прекращают свою игру, и с наступлением сумерек

в силу вступает хаос».

– Ты проникаешься атмосферой этого участка?

– внезапно заговорил цербер. – Может, тебе мало еды,

которую я приношу?

– Еды, может, и вправду мало, вот только не думаю, что

со мной что-то происходит. Неужели я похудел? – уди-

вился я.

– Хватит дурачиться! Завтра примешь антидот, и сле-

ди за речью, у тебя через слово сомнения. Будь мужчиной!

– взбодрил страж.

– Может, оружие поможет? Кабы мне пистолет, на-

верное, всех хищников пострелял бы, – не унимался я.

– Может, этим оружием лучше поправить тебе мозги?!

В этом будет больше проку. Ну же, заканчивай быстрее, на

эту зону тебе не больше недели. Я все сказал! – строго

отрезал охранник и исчез.

– Он сказал «на эту», правда? – не поверил я.

– Честной Господь, ведь верно, в каждом предложении

вопрос… или нет? Может, врет он все, эксплуататор?

Должно быть, в еду что-то сыплет, чтобы я запутался?

Внутри же ныла досада, оттого что предупреждение

охранника было правдой. Надо следить за собой, а это

вдвойне трудно, когда работа монотонная. После обна-

ружения контура мои действия походили на работу двор-

ника – каждый день одно и то же. После пятого дня я

32

совсем раскис и запереживал, смогу ли дожить и не сдох-

нуть среди раздвоенных стволов.

– Не сдавайся, тесни врагов и верь: сколько бы их ни

пришло, внутри ты всегда сильней, – пробасил динамик

и вдруг, впервые за все время, запел:

«Никогда не буду я падать в ночь небытия,

А-а-а-а, а-а-а-а,

И своим сомнениям я ни мгновенья не отдам.

Верю, что победит

Тот, кто отдает

И через жизнь смело идет.

О-о-о-о, О-о-о-о!»

Баритон пел очень музыкально, и я заслушался, а по-

сле этого воодушевился в свитке сделать запись о своем

друге:

Мой лучший друг Май

«Май – парень той же специальности, то есть ремонт-

ник. Он говорил про ночь в начале, как только мы познако-

мились: «Неподдающиеся никакому закону явления ночи

могут гипнотически захватить все внимание. В следующий

миг могут ввергнуть в кошмар до клеточного страха, когда

тело сотрясается в полном бессилии, в параличе, который

оставляет единственную возможность – идти глубже в

ужас, прочь из человеческого сознания».

Май поучал меня, что чем человек счастливее, тем на-

дежнее застрахован от кошмаров ночи. Поэтому, говорил

33