Маргарита Шарапова - Чёртов круг. Цирковые истории

– Теперь я буду кутить.

С остатком надежды посмотрел на меня:

– Может, передумаешь?

Но я попросила у него жвачку, он дал, и мы распрощались.

Вернувшись в свой номер, застала там Лину с незнакомым мужчиной, походившем постоянной белозубой улыбкой на американца. Они пили шампанское с дорогими шоколадными конфетами. Также повсюду оранжевели шкурки апельсинов. Оказалось, что и гость Лины – моряк, и именно с того самого судна, что и мой недавний жених. Лина, кстати, заявила, что Любка пожаловалась на мое поведение Курнаховскому.

– Глупая ты, – хмыкнула она. – Кто же в открытую встречается с гостиничными мужчинами? Вот Виктор пришел ко мне, а никто и не заметил. Учись!

Я промямлила, что ничем предосудительным не занималась.

– Вовсе дура! И не занималась, а влипла!

Затем она сообщила, что идет с Виктором на всю ночь в ресторан «Регата». И я мысленно плюнула. И этот романтичный парусник предал – не бороздил он морских волн, а содержал в своем чреве банальное питейное заведение.

Они исчезли, я легла спать, но никак не могла заснуть, перевозбужденная событиями дня, а когда только начала засыпать, ввалились Лина со спутником. Оба уже абсолютно пьяные, но вновь принявшиеся за шампанское. Произносили громкие тосты, смеялись и, кажется, целовались. Я лежала лицом к стене и притворялась спящей. Потом они погасили свет и легли вместе. Я обрадовалась, что наконец-то уснут, и незаметно перевернулась на спину, потому что совершенно отлежала правый бок, но тут услышала звуки, которых раньше никогда не слышала, но сразу догадалась, что они означают, и опять отвернулась. Хотелось вскочить и убежать, но не смела даже пошевельнуться, потому как более всего боялась, что они поймут: я – свидетель. «Мама, мамочка, – заскулила мысленно, – если бы ты знала…» И вдруг ужаснулась, ведь я даже не позвонила родителям, не отбила телеграмму, забыла, а они там наверняка с ума сходят и, конечно, теперь тоже не спят. Я беззвучно заплакала, прикусывая подушку, и молила: «Скорее бы это кончилось!» Вскоре соседи опять пили шампанское и опять гасили свет. И еще пили. Когда угомонились и заснули, я все еще лежала с вытаращенными в темную стену заплаканными глазами и совершенно ни о чем не думала.

Очнулась от тихого постукивания в дверь. Чувствовала себя разбитой и несчастной. Механически поднялась и отворила дверь Эмилии Францевне.

– Детка, мы тебя ждем, – раздался ее невинный лепет.

– Хорошо, – депрессивно отозвалась я. Автоматически умылась, оделась, спустилась. Вручая собак, Эмилия Францевна обеспокоилась:

– Дружочек, что с тобой? Синяки под глазами. Не заболела?

– Все нормально, – почти беззвучно произнесла я и отправилась на улицу, горько размышляя о том, что вот я всегда ненавидела свое румяное лицо с глупыми ямочками на щеках и мечтала о впалых бледных скулах и тенях под глазами, потому что это свидетельствовало, по моим представлениям, о загадочной душе, и вот грезы превращаются в явь, а мне вовсе и не весело.

Клайпедский воздух свеж и холоден. Мглистые силуэты зданий еще не тронутые солнышком не походили, как это казалось днем, на разноцветные пряничные домики. Туман, тишина. Я подолгу бродила с каждой партией собак по серым стылым улочкам и никого не встречала. Подумала: «Ранняя Клайпеда принадлежит только мне». И это утешило.

Когда вычесывала собак, узнала, что сегодня в три часа сбор у подъезда гостиницы на выездной концерт. Ната съязвила, что как всегда я не в курсе дела и опять матюкнулась, но меня брань уже не задела. Я лишь с печалью отметила сама про себя: «Ну, вот и взрослею…»

В три часа возле входа стоял тот самый белый с красной полосой «ЛИАЗ», что подвозил нас в Москве от церкви до Белорусского вокзала. Я едва не опоздала, потому что бегала на Главпочтамт звонить домой, а потом еще и искала, где же находится причал парома, который переправляет через Куршский залив на косу, но опять же не нашла. Кстати, маме я наврала, что будто бы видела море и, когда она поинтересовалась, какое оно, то растерялась и брякнула: «О, это так много-много воды!»

Музыканты, получающие по рублю в день доплату как грузчики, затаскивали в автобус концертные пожитки и клетки с животными. Я села на свободное место, но меня тут же попросил освободить его клоун, по жизни очень степенный человек, Эдуард Иванович. Я пересела, но и оттуда вежливо согнали. Оказалось, у каждого имелось привычное сидение и пришлось забиться в самый угол задней банкетки, где грудились музыкальные инструменты.