Маргарита Шарапова - Чёртов круг. Цирковые истории

Номер дрессировщиц оказался запертым, и на мой стук раздавались лишь лай и обезьяний клёкот.

В недоумении поднялась к себе на этаж, и тут ситуация прояснилась. Вся труппа сгрудилась в большом холле и что-то оживленно обсуждала.

– А вот и она! – объявил Курнаховский, директор коллектива. – Что же это вы, голубушка, игнорируете собрание?

Директора за глаза прозывали «журавлем», и в самом деле он – двухметрового роста, и при этом сух и костист. Ему стукнуло уже лет шестьдесят, но он отчаянно молодился: пользовался дамскими кремами для лица, слегка тонировал губы, немного румянил щеки и, кажется, даже подводил глаза.

– Я не знала, – смятенно от всеобщего внимания пробормотала я.

– Ей утром сообщено было, – протрубила Ната.

– Когда? – отчаялась я: «Врет же, врет!»

Курнаховский поправил атласную розовую бабочку под острым кадыком на гусиной шее.

– Линочка репетировала, – сладко улыбнулся он в сторону моей партнерши, – а вы где-то бродите.

– Ре-пе-ти-ро-ва-ла? – поразилась я.

– Да! – раздался нахальный голосок Лины. Она восседала на подоконнике с желтыми теннисными мячиками в руках: короткая юбчонка, длинные ножки. С ехидством улыбнулась мне:

– Все видели, как я только перед собранием закончила жонглировать.

«Ну и стерва! – негодовала я внутренне. – Дрыхла ведь!» Хотела восстановить правду, но тут Ната пожаловалась, что я не явилась выгуливать собак в час дня, хотя час дня именно сейчас и пробил, и я явилась, но даже сей очевидный факт доказать оказалось невозможно. Оправдываясь, сопротивляясь, защищаясь, я еще больше увязла в нелепейших грехах. Счастливая Ната изрыгнула:

– Артистка!

И в запале я сообщила всем, что она ругала меня нецензурно. В холле повисла пауза, а потом грянул хохот. Курнаховский, отсмеявшись, обратился к покрывшейся бело-красными пятнами, единственно не хохотавшей Нате:

– Наталья Борисовна, неужели это правда?

– Я с ней работать не желаю, – отрубила Ната.

И Курнаховский, элегантным жестом проведя холеной ладонью по волнистой седой шевелюре, пропел мне:

– Какая же вы, деточка, склочная. Не успели прийти в наш дружный коллектив, а уже конфликтуете.

Я молчала. Мне уже сделалось все равно. Простояла все собрание истуканом и ничегошеньки не слышала. Внутри клокотало. Ну отчего они меня возненавидели?! Вот тебе и новая жизнь, самостоятельная, необыкновенная! Хочется немедленно домой, чтобы мама пожалела… домо-о-ой! «Я уеду, уеду, сегодня же уеду!» – колотилась мысль в голове.

Когда собрание закончилось, я вернулась в номер и легла на кровать лицом вниз. Вошла, напевая чего-то беззаботное, Лина. Раздалось позвякивание ложечки о стакан и вдруг веселый вопрос:

– Тебе чай или кофе?

Я перевернулась. В стакане бурлил кипятильник. Лина распаковывала коробку сахара и улыбалась мне так, будто ничего не случилось.

– Как же так, – убито произнесла я, – разве утром я не звала тебя репетировать, а?

– Да брось ты о пустяках, проехали!

– Почему на меня все взъелись?

– Будь проще. Никого ты не интересуешь. Думаешь, кто-нибудь помнит, что там творилось на собрании? Это все так, игра, от скуки цирковой, а ты новенькая, терпи.

Прихлебывая чай, я продолжала угрюмо размышлять: «Нет, на фиг мне такие игры, брошу все и в Москву!»

Зашли партерные акробаты: коренастый Володя и стройный Вовочка. И они улыбались, и говорили со мной так, словно пятнадцать минут назад ничего такого не произошло. Лина и их напоила чаем, а потом они втроем отправились гулять по городу. Меня не пригласили, и я опять затосковала, но вспомнила про море, и пошла ходить по улицам в поисках берега. Пересекая мост, увидела на палубе той самой белоснежной «Регаты» Лину – она бесшабашно колотила в блестящий колокол и звонко кричала:

– Свистать всех наверх! Отдать швартовы! Полный вперед!

Я всерьез оскорбилась, будто бы она сплагиатировала мою мечту.

Долго ходила, устала, но опять не нашла море.

Вечером Лина куда-то наряжалась. Подвила электрощипцами иссиня-черные локоны, накрасила длинные пушистые ресницы, и ее карие глаза сделались особенно манящими, очертила кроваво подвижный рот, надела переливающееся зеленое в обтяжку платье и лакированные как нефть туфли на высокой шпильке. Я делала вид, что читаю местную газету «Советская Клайпеда», но не выдержала:

– Ты куда?

– В кабак. Завтра начнем работать, а начало принято отмечать.

– А я?

– А ты-то здесь при чем? Ты маленькая.