Александр Борохов - Сквозь смех и слёзы…

– Открывайте! Вы что спите там, что ли?

Сзади на плечо Шурика легла тяжелая рука.

– Буяним?

Перед ним стоял лейтенант милиции и рассматривал Шурика в упор.

– Когда откинулся?

– Откуда?

– С зоны. Мы тут проезжали мимо – видим, кто-то в роддом ломится. А у тебя ещё и руки в крови. Поедем-ка в отделение разбираться. Только без фокусов.

– Я врач!

– А я добрая фея! Сейчас я тебя отрихтую волшебной палочкой до состояния тыквы!

Тут на помощь опять пришел Сергеич:

– Товарищ лейтенант, он и правда врач, у нас в машине женщина родила.

– Гонишь?!

– Да сами поглядите.

Милиционер заглянул внутрь машины и увидел небольшой белый сверток на груди у женщины, который вдруг начал истошно орать.

И теперь уже три кулака барабанили в дверь.

Выскочил испуганный врач вместе с акушеркой.

– Что вы так орёте, будто она уже родила!

– Уже…

– Блин, несите носилки скорее! А чего у тебя пуповина не перерезана?

– Да бикс хирургический не укомплектовали, вот я бинтом и перевязал…

– Молоток, что сориентировался!

Женщина слабо улыбнулась.

– Спасибо, доктор. А как вас зовут?

– Шурик, то есть Александр, – смущённо произнёс фельдшер.

– Всё, всё! Понесли, – заторопился дежурный врач. – Подожди, я тебе как «отцу», вес и рост скажу, так, для отчётности.

Через несколько минут он выглянул из окна второго этажа и прокричал.

– Апгар восемь-девять, вес три шестьсот, рост пятьдесят четыре сантиметра. Езжай, с боевым крещением тебя, крёстный!

***

Абдуллина свирепствовала.

– Несчастные десять страниц не могли выучить, да какие к чёрту из вас доктора; сантехники из вас хорошие даже не получатся.

Шурик сидел и отчаянно боролся со сном.

– Господи, до чего распустились студенты, уже ходят на занятия небритые и без халата. Небось, всю ночь хорошо гуляли, – добавила саркастически профессор. – Вот с вас-то и начнем. Да, кстати, тут сегодня необычный случай произошёл: доктору пришлось принимать роды в машине, а у него хирургического инструмента не оказалось, так вот он догадался, пережал пуповину бинтом. Разорвал свой халат и запеленал ребенка. Вот что значит настоящий врач. Хватит спать, я вам говорю, вы хоть слышали, что я рассказала сейчас?

– Роженица Айгуль Кенжекеева, тридцать один год, третья доношенная беременность, тридцать восьмая неделя, родился мальчик, состояние по шкале Апгар восемь-девять, вес три килограмма шестьсот граммов, рост пятьдесят четыре сантиметра.

– Так это были вы?!

– Ага…

– Что же вы стоите, коллега, там сзади гинекологическое кресло, идите и поспите. Да и ставлю вам по теме «отлично»! А мы все ещё на пятиминутке удивлялись – чисто казахская семья, а мальчика Шуриком назвали.

– А вы, – обратилась она к группе, – вместо того, чтобы халаты крахмалить, шли бы работать на «скорую», чтобы стать хорошими врачами!

Но этой фразы Шурик уже не слышал, он крепко спал…

– Ну, с боевым крещением, – доктор Бродский дружески хлопнул по плечу юного фельдшера, когда они выходили из подъезда на свежий морозный воздух. Несмотря на загазованность их индустриального города, в этом воздухе чувствовался вкус жизни, в отличие от запаха старости, состоявшего из нафталина, пыли и валерьянки, которым насквозь пропиталась квартира, которую они покинули несколько минут назад.

– Вот увидишь, Сашок, через пару месяцев будешь «бить в вену» с закрытыми глазами. Так на каком, ты говоришь, курсе?

– На четвертом, – неуверенно произнес розовощекий фельдшер в больших роговых очках.

– Уже на четвертом, коллега. «Уже» придает больше веса. Да нет же, я не имел ввиду твою геркулесовую фигуру, я вообще о солидности. Ну, герой, залазь в кабину, заслужил.

Довольный Сашка, улыбаясь, залез в кабину к водителю их повидавшего виды «рафика» и услышал через открытое окошко салона гудящий бас Бродского:

– Слышишь, Семёныч, а наш доктор Воробьев сегодня в вену попал, – и, помолчав, многозначительно добавил, – с первого раза.

– Неужто с первого? – с уважением в голосе спросил водитель.

– Да ладно Вам, Владимир Владимирович. Вы же сами меня полночи гоняли, чтоб я с закрытыми глазами через свитер в трубку из-под капельницы попадал, пока она в ситечко не превратилась.

– Учти, Саня, – нравоучительно произнес водитель, – тяжело в лечении, легко в гробу, – и, пригладив седой бобрик, обратился к доктору:

– Ну что, командир, возвращаемся на подстанцию? Вроде матюгальник молчит.