Галина Сакович - Повороты судьбы. Воспоминания

Мы с сестрой наблюдали эту картину из окна нашей квартиры. Дальше все направились к зданию вокзала и вышли из него с противоположной стороны. Остановились. Среди встречающих мы видим своего отца. Какая у нас была гордость за него! Впечатление от этой встречи у меня осталось на всю жизнь.

Помню, когда отца арестовали, мама рассказывала нам, что писала много писем в разные инстанции о том, что отца арестовали напрасно, он ни в чем не виноват. Писала и Л. М. Кагановичу. Ответом было молчание.

* * *

Просыпаюсь утром 21 августа 1937 года. В квартире – хаос. Все вещи, книги разбросаны по полу. Мама и бабушка в слезах. Отца нет. Сестренка испуганно смотрит на меня. Мама с плачем говорит:

– Отца арестовали.

Не поняла, что это такое, но почувствовала только одно: с отцом произошло что-то страшное. Позднее мама рассказала нам, что ночью к дому подъехала черная машина. Из нее вышли несколько мужчин и направились к нашей квартире. Громко постучали в дверь и шумно вошли, сказав, что будут делать обыск и должны арестовать отца. Среди них был товарищ отца, который нередко бывал с женой у нас в гостях. Он сказал:

– Владимир Адамович, я должен вас арестовать.

Начался обыск. Тщательно обыскивали каждый уголок квартиры. Перерыли постели, шкафы, книги, даже посуду на кухне. Дошла очередь до моей детской кроватки, в которой спокойным сном спала я. Подошли к ней. Хотели поднять меня и что-то искать в кроватке. Но отец и мама попросили:

– Не будите ребенка. Не тревожьте и не пугайте ее. Там ничего нет.

Все-таки у кого-то из них дрогнуло сердце. Трогать меня они не стали.

В это время у нас гостила бабушка (по маме), которая жила в таком же небольшом уральском городке, ближе к Северному Уралу. При обыске она очень испугалась. Бабушка страдала так называемой «медвежьей болезнью». Это значит: как только человек неожиданно испугается, возникает расстройство кишечника. Бабушка просит, чтоб ее отпустили в туалет. Он находился у нас в сенях квартиры. Ее не пускают. Она буквально стала умолять об этом. Разрешили. При этом всю одежду на ней проверили и в сопровождении человека разрешили выйти.

Мама рассказывала, что во время обыска отец был безучастен, какой-то отрешенный от всего происходящего, буквально парализованный. Когда его повели, он попросил разрешения проститься с детьми. Разрешили. Он подошел к нашим кроваткам, поцеловал нас. Потом сказал маме:

– Катюшка, я ни в чем не виноват. Это недоразумение. Разберутся, и я скоро вернусь.

Мама, вся заплаканная, берет меня на руки и подносит к окну. Вижу, что на перроне вокзала стоит пассажирский поезд. Мама ставит меня на подоконник, показывает рукой на один из вагонов поезда и говорит:

– Смотри, вон в том вагоне стоит твой отец.

Он стоял в тамбуре вагона и смотрел на окна квартиры. Я увидела его, закричала, стала вырываться из рук матери:

– Папа, куда ты? Я хочу ехать с тобой!

Он махал нам рукой. Так последний раз я видела своего отца. До сих пор поражаюсь, как в те жестокие времена находились и хорошие люди: отцу разрешили проститься с нами во время ареста, разрешили выйти в тамбур вагона, чтобы он помахал нам рукой.

Когда сейчас читаю о жизни людей в тот период, то считаю таких людей буквально совершившими подвиг. Ведь за эти действия они могли сами поплатиться.

* * *

Во время ареста отца маме предъявили документ, который содержал категорическое требование – освободить квартиру в двадцать четыре часа. Всей семьей начали собираться и укладывать вещи. Помогали и мы с сестрой. За несколько часов продали нашу любимицу – корову Жданку. До сих пор у меня звучит в ушах плач, с которым мы ее провожали, когда новый хозяин на веревке повёл ее со двора. Исчез и Ярик. Не знаю, куда его дели.

Собрав нехитрое свое имущество, мы в тот же день к вечеру освободили квартиру и поездом поехали к бабушке. Как нам повезло, что она была у нас, а то мы бы просто были выброшены на улицу.

* * *

Приехали в городок, где жила бабушка. Назывался он как-то несколько странно – Новая Ляля, по имени реки, протекающей там. Располагался недалеко от Северного Урала. Мне запомнилась такая картина: на повозке наши погруженные вещи. Меня посадили сверху на них, возница идет рядом, позади мама, бабушка и сестра. Вот такая процессия движется по главной улице, называемой Почтовой. Знакомые люди останавливались и спрашивали:

– Что случилось?

Ответом было:

– Отца арестовали.

Никто тогда этому не удивлялся. Всюду были повальные аресты. После каждой ночи люди теряли своих родных, знакомых. Началась для меня другая, полная лишений, жизнь.