Лев Усыскин - Длинный день после детства

Словом, приняв деньги в две свои ладони, обескураженный Борька непроизвольно сделал гортанью как бы глотательное движение – однако тут же справился с подступившими эмоциями и не глядя сбросил мелочь в целлофановый пакет с полотенцем и мочалкой. « До свиданья…» – « Будь здоров, Гольцов!.. Счастливо!..»

…И потом – быстрые босые шаги прочь словно бы отливались эхом отовсюду – от сводчатого потолка, от пустых трибун и от по-зимнему черных фронтальных окон – « я не приду сюда больше… ни за что… никогда…»

…Ласково-теплая вода щедро вбирала Борьку в свой шелестящий изменчивый конус, словно бы смывая всё напрочь – обиды и тревоги, тягостное и гнетущее. Успокоенное сознание теперь изгоняло из себя сколько-нибудь неприятные или болезненные мысли, – лишь вскользь коснувшись злополучных прыжков с вышки, оно тут же, по неведомой цепочке образов и ассоциативных связей, перескочило сперва на увиденный недавно по телевизору «Остров сокровищ», затем, естественным уже порядком, – на книжку «Похищенный. Катриона» из «Библиотеки приключений», подаренную год назад на день рождения и с ходу прочитанную взахлеб. Потом вспомнились пухлые синие томики собрания сочинений Р. Л. Стивенсона, один за другим, включая стихи и показавшегося донельзя скучным «Сент-Ива», проглоченные Борькой осенью, – папа последовательно приносил их с работы и уносил назад спустя несколько дней… А дальше Борьке примечталось что-то уж совсем неконкретное – какие-то пиратские похождения, бородатые люди в ботфортах и треуголках, корабли и мачты, таверны и неведомый Борьке грог… Предвкушение грядущей юности подступило к нему изнутри бархатной своей волной – невнятной жаждой, вожделением диковинного колониального фрукта, который дали лишь надкусить, – таинственными тропками Борькины мысли разом скользнули по всем известным ему материям подобного рода и уже через миг параболой вернулись назад – сюда, в царство желтого с бурыми разводами кафеля и падающих водяных струй…

Вода, вода… обхватив себя руками, Борька опустил голову и, прищурившись от частых капель, падавших с намокшей челки, уставился на выщербину в полу примерно в метре от правой ноги – где-то около половины керамического квадратика недоставало, обнажившийся серый цементный раствор покорно намокал и даже исподволь крошился понемногу. Наверное, скоро ремонтировать будут , – подумал Борька. Он вспомнил, как в сентябре уже раз ремонтировали мужскую душевую: как-то после разминки они обычным порядком, пихаясь, галдя и размахивая мешками с принадлежностями, поднялись по лестнице на второй этаж, однако в дверях мужской душевой путь им преградила толстая тетка в вязаной кофте, та, что обычно сидит на входе и собирает абонементы. « Здесь ремонт… сегодня идите туда…» – она указала на соседнюю дверь с синей табличкой «ЖЕНСК. Д/К». Борька и другие мальчики послушно кинулись в эту дверь – благо она не слишком походила на вход в пещеру Али-бабы и не предвещала, в сущности, ничего необычного: из-за неё доносились те же знакомые звуки льющейся воды, сочился сквозь щели электрический свет – рассеянный и неяркий, посылаемый сквозь тонкую вату пара похожими на плоскодонные консервные банки фонарями, зачем-то заключенными в сетчатые проволочные намордники…

Итак, Борька шагнул вовнутрь – в теплые кафельные недра женской душевой – шагнул и, едва отойдя затем от саднившей лестничным сквозняком двери на несколько шагов, остановился в нерешительности. Абсолютно голая высокая молодая пловчиха сосредоточенно мылилась в одной из ближних ко входу кабинок – Борька, а также оказавшиеся рядом с ним еще двое или, может, трое мальчиков тут же замерли в недоумении, как все равно по команде: было, в общем, неловко, неприлично, что ли… Словно бы ту тетку в кофте как-то не так поняли и на самом деле вовсе не надо было сюда идти… Все это: и Борькино замешательство, и последовательность сомнений, и странное чувство какого-то глубинного узнавания, как бы давно обещанной встречи с чем-то добрым, заботливо-дружественным – длилось краткие секунды, вряд ли дольше. Пловчиха улыбнулась, взглянув на них сверху вниз, и, поправляя мокрую прядь черных, как антрацит, волос, смытую случайно водой нá щеку, произнесла успокоительное: « Проходите, проходите, мальчики… сегодня один душ на всех… не бойтесь…» Еще мгновение спустя Борька сам уже стоял под душем – свободных кабинок действительно оказалось предостаточно. Надо ли говорить, что эту сумбурную встречу он потом вспоминал бессчетное множество раз – и чем взрослее становился, тем чаще, – со сладостно-напряженной тщетностью пытаясь выудить из памяти какие-либо подробности облика девушки и ничего, однако, не находя, помимо невнятно-волнующего привкуса молодой крепко сбитой телесности, оказавшейся нечаянно на расстоянии вытянутой руки и этой самой вытянутой руки, увы, не коснувшейся…