Но всё это происходит в пределах черты, той самой черты, которую описывает смерть, заставляя нас держаться в границах жизни. Вы все притиснуты к этой черте. Вы не можете мыслить и действовать, переходя её рубеж. Только подумайте: ведь можно мерить мощь душевного порыва, глубину идей, верность убеждений, судьбоносность событий не только жизнью, но и смертью! Мудрец Сократ в подземелье мыслей вышел к каменной галерее смерти, и разумность добродетельных стремлений он оправдал готовностью принять яд цикуты. Баснописец Эзоп предпочёл рабской жизни бездну для свободных людей. Джордано Бруно сознательно выбрал жребий казнённого еретика, чтобы крепче утвердить теорию беспредельности звёздных миров, ибо «сжечь – не значит опровергнуть». Микеланджело побуждала создавать шедевры резца, кисти и пера мысль о смерти. И Монтень не боялся смерти: «Кто научился умирать, тот разучился быть рабом. Готовность умереть избавляет нас от всякого подчинения и принуждения. И нет в жизни зла для того, кто постиг, что потерять жизнь – не зло». Горьковский герой Марко бросился в объятья гибельной страсти, чтобы опустившись в глубокий омут, вознестись над зыбкой трясиной бренного прозябания. И они преодолели черту! Соврал Эпикур, что жизнь и смерть никогда не встречаются. Встречаются, если сам прорываешься из жизни к смерти! Но вы не можете оторваться от этой черты, подняться над ней. Вы её пленники! Она диктует вам свои правила и законы. Но мне надоела эта черта! Я хочу увидеть её разомкнутой…
Я хотел бы убежать от себя, обогнать себя, оказавшись далеко от осатанелой реальности; удалиться от нанесённых на карту судьбы знаков абсурда, от опостылевших житейских перипетий, стальной паутины социальных цепей; от банкротства достижений и бессмысленности ожиданий, сквозняка пустоты в многорешёточной темнице событий; от безумства ритуала проживания и прожигания жизни, диктата привычных её атрибутов; от никчемности неразрывных связей, нелепости обязательств, двусмысленности общественных ролей и окаменелости деловых статусов; от удушья обстоятельств, созданных осточертевшим окружением, и грохота фанфар убожества, имитирующих возгласы восторга; от принуждённости терпеть то, что вытерпеть невозможно. Я пытался замкнуться во внутреннем мире, но даже в себе не скрыться от себя.
Думаю, что читая это письмо, вы попытаетесь убедить меня в ценности жизни. Как часто я слышу: «Цени жизнь такой, какая она есть. Цени её каждое мгновение! Всё прожитое невосполнимо. Ты ходишь, думаешь, наблюдаешь, как оживают формы в переплетении лучей света, любуешься красотами природы, радуешься и грустишь под музыку; едва прикасаясь, ощупываешь поверхность вещей. Тебе знакомы чувства нежности и любви. Потом этого не будет! Цени!..» Да, я ценю… Но это всё – наскучившая оболочка. А какую цену могли бы вы предложить за гнилой плод пусть даже самого изысканного растения? Ведь вы воспринимаете жизнь как спелый плод, так? Но стоит его только сковырнуть, как видите, что он весь прогнил, стал отвратительным и несъедобным.
За окном ночь. Я соскабливаю взглядом густые наслоения мрака, застрявшие у перекрестья рамы, что освещена привычным светом лампы. Как уютно становится от мысли, что огромный жестокий мир изолирован здесь четырьмя стенами, а окошко ограничено рамой. Но понятно, что ночной город намного шире. И в жизни такая же беспросветная мгла – бездна, которой тесно в раме. Мне пора идти. Я приготовился. Я раскрыл окно. Схема действий ясна, когда понимаешь, что бороться с судьбой бессмысленно. В ушах какой-то сверлящий гул. Прощайте! Надеюсь, что не слишком утомил вас своим нелепым опусом – но это уж точно в последний раз! Нескладно как-то… В моей смерти прошу винить жизнь.
Валентин Ладогин, 17 мая. 2013 г.
Из заметки в газете «Пульс города» №18/7349, 21 мая 2013 года:
18 мая в 4 часа ночи выбросился из окна 7 этажа двадцатичетырёхлетний студент 4 курса филологического факультета ННГУ Валентин Ладогин. На кухонном столе он оставил предсмертную записку, обвинив в своей смерти ни много ни мало – саму жизнь. В последнее время волна самоубийств набирает обороты. Молодые люди не находят в себе внутреннего стержня противостоять стрессам, душевным невзгодам и превратностям судьбы.
Опять стук капель, капель, капель – тяжёлых капель, пронырливых капель – такой настойчивый, нудный, монотонный… Небо то едва тревожится иссиня-свинцовым свечением, то угасает в ночном полумраке. А ведь такой знойный был день! Таратора-дождь за окном всё ещё не умолкает.
Читать дальше