Ярослав Зарин - Увидеть свет

– Но сам не пишет? – понял мысль Рик. – Завсегдатай выставок?

– Вполне возможно.

И глядя в лицо Эдгара, Доминик вдруг почувствовал, что есть и ещё один смысл у того, что произошло. Или, может, у того, как это произошло. Маньяк, психопат, кто бы он ни был, понимал, что такое чудовищное одиночество. Он жаждал общения. И то тело, так беспомощно прекрасно и уродливо распростёртое на земле – это безмолвный крик, письмо адресованное тому, кто умеет читать.

***

Теперь смотреть утренние новости стало интереснее. История маньяка обретала подробности – по большей части вымышленные – но, изучая весь этот ворох информации, Доминик улавливал крупицы истины. Для него это тоже превратилось в творчество: он собирал внутри себя мозаику, кусочек за кусочком, точно пытался вылепить и наконец-то узнать в лицо человека, который сотворил величайший шедевр или ужасающее преступление. Вопрос до сих пор оставался открытым.

В картинах начал преобладать красный. Доминик и раньше тяготел к нему, но внезапно словно раскрыл в нём новые полутона. Сперва это принесло недоверие, но уже совсем скоро он отпустил себя. Сковывать собственное воображение он всегда считал опасным. Однако следовало бы позвонить заказчику и показать ему два написанных последними полотна. Была вероятность, что такая цветовая гамма окажется неправильно понятой.

Доминик пометил это в записной книжке и снова погрузился в мир фантазий, откуда должен был вынырнуть только к пяти часам вечера, как вдруг услышал мелодичную трель дверного звонка.

Он не любил, когда его отрывают от работы, потому не собирался открывать, но кто-то был очень и очень настойчив. Звонок выдавал трель за трелью, и Доминику пришлось оставить палитру и мольберт. Он спустился вниз, не вытирая рук и не снимая рабочего фартука.

Накинув цепочку, он приоткрыл дверь. На крыльце со скучающим видом стояла странная девица.

– Доминик Вэйл! – просияла она, заметив его. – Мне нужно взять у вас интервью.

– Договаривайтесь с моим агентом! – бросил он раздражённо.

– Нет-нет, – она мотнула головой, отчего длинные волосы стегнули её по плечам. – Мне нужны комментарии по делу художника.

– Художника? – Доминик не хотел переспрашивать, это вырвалось само собой.

– Да, маньяка, – она засмеялась. – Ваше мнение как человека искусства.

– Я не хочу это комментировать, – он нахмурился, вдруг осознав, что у него появился шанс вступить в диалог. Да, это будет необычный разговор, но разве не об этом он мечтал с того самого момента, как открыл фотографию? Диалог с творцом, который нашёл совершенно иное выражение для красоты.

– Слушайте, – она качнулась на пятках. – Я понимаю, вы сложный человек, нелюдимый… – она заглянула в планшет, который держала в руке. – Говорят, вы аспи… Так вот. Я не хочу вам надоедать, но мне интересно ваше мнение.

– Что за журнал ты представляешь? – девчонка казалась ему даже подготовленной, и Доминика коснулось желание согласиться.

– Я блоггер, – усмехнулась она. – У меня десять тысяч подписчиков.

И в этот момент Вэйлу стало ясно, что Интернет может быть куда более любопытным средством связи. Пускай он сам не слишком любил виртуальное пространство – а скорее, ему хватало собственной головы – человек, описанный вскользь Эдгаром, мог проводить в сети вечер за вечером. В поиске того, кто сумеет его понять.

– Никогда ещё не общался с блоггерами, – Доминик сбросил цепочку. – Входи.

***

Линдси было слишком много, она болтала без умолку и оказалась навязчивой. Доминик очень утомился от беседы с ней, но, тем не менее, не выставил её за дверь. Они разговаривали об искусстве и о восприятии красоты, и пусть вздорная девчонка ни в чём толком не разбиралась, он пытался в каждый ответ вложить зашифрованное послание.

Общение с людьми для Вэйла всегда походило на разбрасывание шифровок. Доминик ничего не мог с собой поделать – это, скорее всего, был детский комплекс. Но ему хотелось найти людей, способных понять и проникнуться. Рик и Эдгар – единственные, кто был на его волне хотя бы в половине случаев, Мадлен поначалу будто бы понимала полностью, но позднее выплыло, что она притворялась.

Теперь Доминик продолжал розыски не так активно – всё-таки в тридцать четыре уже не играешь с иллюзиями так же радостно, как в двадцать пять – но шанс, который предоставила Линдси, упустить не мог.

Он просматривал всё, что она фиксировала в планшет. Её тонкие пальчики, на удивление без всякого маникюра, летали по экранчику, набирая слово за словом. Наблюдать за этим замысловатым танцем было интересно, и в другой день Доминик даже вдохновился бы, но сегодня им владели другие образы.