Лета Югай - Между водой и льдом

Золотые шары наклоняются до земли, а иные – в пояс,
как сёстры кланяются братьям своим ветрам.
Ты не поймёшь, о чём я беспокоюсь,
но будешь знать, что думаю по утрам-вечерам

о тебе, – по рекам, пашням, горам горбатым.
И дело не в серых глазах твоих, белой коже.
Я потому тебя называю братом,
что ты во всём говоришь противоположное.

Как будто мир поделен между нас двоих
и мы должны его склеить, свести ладони.
«Так это не брат называется, а жених».
Ну вот, и я о том же. Понял ли, понял?

У короля было четыре сына: Юг, Запад, Восток и Север.
И двенадцать дочек, по три на каждого сына.
А на перекатах – набросанный в речку клевер.
Дети любят, чтобы бессмысленно и красиво.

Взрослые любят, чтобы по-новому и богато.
Кто у вас прописан в этих широтах?
У каждого сына – по камню на перекатах,
у каждой дочки – в реке по водовороту.

И ещё у каждого по замку на дедушкином ковре:
у сыновей – это те четыре ромба, что по углам.
Помни, то, что хочешь забыть побыстрей,
можно и потерять, да так, что не сыщешь сам!

Бывает и насовсем. Запад-Запад, поспрашивай между своими.
Восток уже шарит в траве, найдёт – не отпустит.
Север из них самый гордый, недаром римское имя.
А Юг назван в честь реки, идущей в Великий Устюг.

И когда они вместе все – утром, вечером, в полдень,
а Юг, тот совсем уже в полночь, – выйдут на поиски сути,
все двенадцать сестёр заиграют на флейтах из сныти.
Но как ты услышишь их в городе, в институте?

Чёрная курочка-тетёрка бежит по траве
между веток поваленных, стеблей скрещенных, бугров, кочек.
Бусина-глаз на маленькой голове.
Бежит, хлопочет. Взлетать не хочет.
«И куда тебе нужно, чтобы я взлетела? В такую осень
трава вся ушла в семена, ни силинки лишней,
тяжелеют тучи, заползают меж рам осы,
а ты – ну что ты пугаешь? Какой ты хищник».

Через неделю закончится лето. За ним
Будет другое лето. Потом осень.
Вот и рудбекии подожжены и дым
заволок всё небо серым в редкую просинь.

Скоро и зелень уйдёт в землю. Костяк
будет стоять всю зиму, в снегу коченея.
Что-то надумала я не то и не так.
Что-то напутала с тем, что всего важнее.

Когда у мелиссы морщинки в жёлтом листе,
когда бодяк поседел и не пахнет мёдом,
я начинаю верить своей красоте,
своей июньской жажде полной свободы.

Молчи до окончанья работы,
строчи вязанье, ну что ты, что ты,
в печи выгорают замки и гроты,
к любым воротам ключи.
Твой сон всей жизнью взят за основу,
но всё растреплет грубое слово,
одна ты знаешь, какой обновой
твой лебедь будет спасён.
А нить бежит, бежит непрерывно,
бранить все будут за дом крапивный,
за сныть, за вереск: себя, мол, дивной
дивой негоже мнить.
И всё ж не отступай от работы,
не ложь молчанье, ну что ты, что ты,
но кто тебя окружит заботой,
когда ты всех нас спасёшь?

Не болей ты, не болей, не болей,
продержись огонь и стужу и град.
Бела мельница стоит средь полей,
а на лопастях густой виноград.
Сзади – горы, а ручей – впереди,
сверху – тучи, под ногами – земля.
Победи их, этих всех, победи.
Расходитесь, все ручьи, все поля,
расколися, ледяная гора,
поглоти всю падаль, хворь, лебеду,
чтобы стала молоденька с утра,
чтобы не было обид на роду.
Будет море – отзовёт виноград,
а ручей взрастит тугое зерно.