Алексей Остудин: Вишневый сайт

Не говори, что время позднее,
вот верный признак потепленья —
снег, свежевыпавший из поезда,
мои разбитые колени.

К чему влюблённым мудрость ворона?
Важней ушные перепонки.
Тебе за пазуху даровано
спокойствие души ребёнка:

там сохнет лук в чулке за печкой.
дверь открывается со скрипом,
печалится, что зябнут плечи,
сверчок, владеющий санскритом.

В углу шотландская волынка,
точнее – сноп из лыжных палок.
А твой герой не вяжет лыка,
в разгар свечи и ночи жалок —

он из фольги приклеил фиксу,
обиженную скорчил рожу…
Что из того, что счастье близко,
когда сейчас – мороз по коже.

Порой таких чудес нароешь в инстаграме,
Чукотка в сентябре, какой-нибудь Прованс —
как хорошо не пить в России вечерами
компот, по три часа разглядывая вас.

Олени разбрелись по солнечному кругу,
вокруг горят снега, начищены, как медь
корнета-а-пистон в пути на Чаттанугу,
но не спешит чу-чу ломать свою комедь.

На волю из штанов не сыплются опилки,
погода не ведёт незримую войну —
дрожит локомотив, как огурец на вилке,
блестящий и проклёпанный во всю длину,

его вдохнёт тоннель, чтоб притереться вкратце —
мурлычет, словно кот, очередной перрон.
Надумал старый дуб к рябине перебраться —
пыхтит, пока щелбан не выпишет тромбон.

Возник не он один, раздухарясь без нужды.
Вон девушка едва видна сквозь лёгкий джаз —
вдруг кто-то на ходу протянет хобот дружбы,
лысеющим хвостом за поручни держась.

Автопилот любви планету вертит,
когда мы хорошо проводим вместе,
переживая всё, что выше смерти —
опрелость клеветы и прелесть лести.

Пора бы, наконец составив смету,
погибнуть от паденья метеора.
Затянуто слегка начало света —
темно, и продолжение не скоро.

О, нам никак отделаться от тела,
ужасным мыслям никуда не деться —
они торчат повсюду словно стрелы
напавших на колонию индейцев.

Мозг – сплошь из императоров Неронов
устроивших пожар в шестой палате.
Кому мигать фонариком с перрона,
когда дождю за сумерки не платят?

А ты, моя стальная недотрога,
учи меня, чтоб вырваться из тлена,
прислушиваться чутко к кашлю Бога,
скользя иглой над дырами Вселенной.

В работе лепнина тумана,
добавь лебеду и осот —
скользить по наклонной туда нам,
вцепившись в перила пустот.
Эпоха застыла нелепо,
но ты продолжай, как привык,
стекло запотевшего лета
нести на ладонях прямых.
В покоях берёзовых просек
увидишь сквозь линзу слезы —
распорота молния в профиль
на мокрой газете грозы.
Началом июльского блуда
копи благодарность судьбе,
а та, что вернётся оттуда
подарит надежду тебе.

Реальность безумна, а мифы – ничто,
приятно любимой натягивать гольфы.
Оконную раму взвалил на плечо,
но кончилась очередь в лифт на Голгофу.

Нас время, как тину, цепляет веслом
и в тёмную воду бросает циклично.
Позволь, коль приехать окажется влом,
по скайпу подёргать тебя за косички.

Апрельское утро летит под откос,
в грязи воробьи раскатились картошкой.
Ты чувствуешь кряканье мокрых волос,
что вечность пригладила детской ладошкой?

Скользя в пустоту на последнем ребре,
слов нежности я не сморозил ни разу —
лови на прощанье, волшебной тебе,
охапку ромашек горящего газа.

С пяток подоткнут и, с нежностью, матом укрыт
изобретённым для крепости духа при гуннах,
выйдешь во сне на футбольное пастбище рыб,
где корабли укачала волна на трибунах:

окунь играет, освистан закат за подкат,
жить поплавку две секунды и – в прошлое канет.
Место прикормлено, зря что ли боги за так
учат согласных мальков шевелить плавниками?

Мокрый обрывок вчерашней газеты прочти —
тина жильды нашу память сживает со света.
Лифчик заброшен, губами стальные крючки —
не разогнуть, значит пойман, и песенка спета.

Бьёшь комара – так мишень попадает в снаряд,
с плеском пощёчины, пятнышком новой свободы…
В женщину рядом лежащую вперился взгляд —
вот и войди в неё, словно в кипящую воду.