Герберт Грёз: In Color. Вначале

– Темный… Кто? Знаешь, волшебник, чем больше я тебя слушаю, тем больше убеждаюсь в том, что вся эта ваша масонская ложа – сборище не совсем психически здоровых детей, каким-то образом достигших почтенного возраста.

– Возможно, это и так. Но имя Темный-и-Сухой придумало наше Британское отделение после того, как они проанализировали тысячу двести анкет студентов, живших в кампусе неподалеку от Треугольного Коридора. Странное дело, почти половине из них ночью попадалось под подушкой что-то похожее текстурой на кокос, но при этом совершенно неразличимое в темноте. А теперь внимание, правильный вопрос: что находится между мостом и общежитием?

– Цветной прожектор.

– Вот и нет, клумба для выгула собак. – Матвеев звонко рассмеялся и налил себе и Соне еще коньяку. – Но помимо нее и в самом деле софит для освещения большой исторической сосны. Зеленого цвета. Так что ты угадала. Так вот. Темный-и-Сухой – это кодовое название верховного источника этой адовой силы, что заряжает разноцветные фонари злом. И вот мы и гадаем миром и городом: кто автор? Если это Вселенский Гном и его братия, это одно. Если же это Темный-и-Сухой или его прихвостни, это совсем другое.

– По четырем словам определить коннотацию фразы на абсолютно незнакомом языке невозможно, – вздохнула Соня. – Равно как и установить авторство. Да строго говоря, вообще ничего не получится. Таких записок нужно хотя бы штук двести. И то я бы лично не рискнула.

– Спасибо и на этом, – вздохнул Матвеев. – Так что, ты с нами, Лисичка?

– Да куда я от вас денусь? – улыбнулась Соня и подняла бокал. – Куда едем?

– В Румынию. Заодно сгоняем и посмотрим замок Дракулы.

– Идет, – кивнула девушка. – Давно о таком мечтала.

Майская ночь не всегда нежна. Соня ежилась под одеялом до тех пор, пока не сообразила, что на кухне открыто окно. На исправление ситуации ушло меньше минуты, и сразу стало теплее. Кошка вскочила на подушку и замурлыкала в ухо, нежно касаясь лапкой щеки. Соня начала проваливаться в пропасть между мирами, и уже было заснула, как вдруг вздрогнула и открыла глаза. «Дура я дура! На кой черт я согласилась ехать в эту треклятую Румынию? Что мне там надо? Лично мне? Пусть эти психопаты ищут свои ожившие цветные огоньки, мне-то что с этого? Жила себе спокойно, и дальше буду. Подумаешь, записку им надо расшифровать! Да вставьте ее себе… С вашими этими сухими гномами. Завтра же напишу этому Иллариону, что коньяк он покупает хороший, но по жизни придурок конченый. Всё. Финита ля комедиа. У меня еще в этом месяце три статьи и одно эссе к переводу, а я тут буду по Трансильваниям кататься. Дура».

Странное дело. Потолок будто стал темнее.

Кошка напряглась и уставилась на стену.

Холодное чувство безотчетного ужаса пронизало Соню, заставив сжаться в комочек, маленький и беззащитный.

Она не понимала, что происходит вокруг. Воздух стал липким и горько-соленым, словно какая-то омерзительная слизь. Соня подняла руку, желая прижать ее к глазам, но за ней потянулся шлейф абсолютной черноты. Будто ладонь кто-то окунул в тушь. Это была не просто тьма, нет, что-то метафизически совершенно противоположное яркому свету. Сердце забилось часто и неровно.

И во тьме послышался голос.

Дрожали звуки, звенели металлические согласные, пела тревога. Ни слова не разобрала Соня в этом странном монологе. Но страх играл в каждой частоте, нарастая все сильнее и злее.

И словно молот, разбивающий стекло, прозвенел сигнал входящего сообщения на смартфоне. Еще никогда Соня так не радовалась этому звуку. Все стихло, воздух стал вновь прохладным и чистым, пульс перестал играть отрывки из адских металлических неистовых саг.

«Не бойся. И не сомневайся. Все будет хорошо». Это Матвеев, кто же еще в полночь?

О Боже! За что?

Жила она себе тихо и спокойно. Да, не все ладилось с родителями. С любовью вообще хуже некуда. Кошка, испанский и уютная квартира на четвертом этаже. Но она уже привыкла. Зачем что-то менять? Во имя чего искать какие-то мифы, что-то разгадывать, сталкиваться со странностями? Что принесет лично ей эта охота за чем-то таким, у чего даже названия взяты из чьего-то больного сна?

Кошка тихо мяукнула.

И вдруг Соня заплакала. Кому она врёт? Что она видела в жизни хорошего, кроме солнечных берегов ее любимой Испании раз-два в год? А в остальное время – серость, скукота, холодные стены тоскливых домов. Вечно одна. Никому не нужная. Заброшенная, как старый деревенский дом.