Мария Суворова - Маленькие Марии

Лил и лил ливень,
Мария тогда жила на Марии Ульяновой
И не знала, где найти спасение…

по образу и подобию
из меня вырастают фобии,
из меня вырастают растения —
маленькие, весенние,
маленькие марии
с крыльями и пуповиной,
маленькие марии —
живые наполовину.

и я от них ничего не хочу,
впервые ничего не хочу,
так это и говорю.

а они кричат и рвутся из рук в руки,
от мамы к маме, запуганные порукой.
вторник, четверг, суббота – как будто глюки:
«не мыть ноги, носить брюки»,
а в пятницу другая наука:
«мой ноги, терпи муки…»

маленькие марии вторят этим словам,
перебирая их по слогам,
ударяя не так и не там,
изменяя значение —
затекстовое излучение.

и не остаётся ни мне, ни вам
новых слов, даже напополам,
даже на четвертину,
разделённую наполовину.
и приходится говорить привычно,
обнимать за плечи,
целовать в личико.
и понимать, что это по-настоящему,
чтобы по чёрному ящику
через века прочли:
«страсти, копья, мечи»,
чтобы при имени её кричали:
«молчи!»
чтобы при нём —
ни о ком другом.

Когда чужие становятся близкими,
И ты не можешь в этом приближении остановиться,
И левый берег – обрывистый, а правый – низкий,
И всё происходит слишком и слишком быстро,
Тогда не существует, кроме сам знаешь кого, никого.
Ты тогда говорил – это важно не меньше,
Ведь это сухое вино – не люблю – но люблю его
Из-за тебя. И весь этот трепет нельзя прекратить,
И хочется отгородиться от будущей суеты или скуки,
Но ты говорил, что всё проходит, и все расстаются,
Даже самые близкие – вопреки единому звуку.

Лил и лил ливень,
Алина тогда жила на Ленивой,
И мне казалось запредельным
Броситься в этот ливень,
Бросить свои кривые линии —
Телефонные чирякалки на листе,
Чёрточки без значения.
Алина гораздо более любимая,
Чем все эти геометрические соприкосновения,
Физические трения и вычисления,
Линия до неё одна – прямая
До исступления.

Лил и лил ливень,
Мария тогда жила на Марии Ульяновой
И не знала, где найти спасение,
Куда спрятаться от шумного уличного движения,
Чтобы задуматься и обрести утешение
В мгновенном выражении лица —
В самом настоящем пленении
Мыслью, молением об одном таком
Запредельном ливне,
Когда, казалось, нет для того причин,
Кроме июльского иссушения, ослепления
До исступления.

Я очень хорошо помню это место:
улицу Пионерскую пересекает Ленина.
Говорили, что там жили поляки и немцы.
И тогда всё было просто: Санта-Барбара, ревность, измены.
За углом в сарайке ты мастерил деревянные кольца,
моё имя писал с ошибкой, а потом прятал глаза.
Кирилл, Ваня, Саша – не помню, хоть убей, впрочем,
ни прозвища, ни лица.
Ещё стрелялись с тобой рябиной,
брызгались водой из колонки,
всего не перечислить – долгая белая полоса.
Это потом откуда-то появилась безудержная тревога.
Новая Ладога отобрала очень и очень многих —
чёртова дорога от Вологды до Череповца.

за линией горизонта – многоэтажные дома.
такая же, собственно, дыра, как и все в этом городе дома.
граница территории проходит там, где её никто не нарисовал —
посредине двора с песочницей у выброшенного стола.

весёлые были деньки: мамы с колясками, бешеная детвора.
у меня был кусочек сыра и плюшевая лиса.
каждый хотел чужое, но, чтобы поровну, пополам.
так вот и выросли, у меня – сердце, а у других – голова.