Лека Нестерова - Вещая акварель. Стихотворения

синкопы гарцующей,

Рассеяны темой

подъездных дверей.

И эхом,

обрывки пространства

связующим,

Нам – вымысла жести

пунктир негодующий

И звуки – фермата

продрогших зверей.

Ветер! Ветрище!

Седой старичище!

Воешь всё, сердишься,

Ветер-ветрище?

А я не люблю,

когда громко вслух.

Пред тобой с мольбою

В ноги – бух:

– Не вой, не ворчи,

Даром треск в печи.

Под ногами у тебя —

Снега.

Пред тобою – человек.

Легка

Одежонка на нём,

рвань.

Вон зевает, засыпает,

Глянь.

Ветер! Ветрище!

Седой старичище,

На него что ль сердишься?

Ветер-ветрище.

А в чём повинен он —

Суд стихий! —

Тем, что жизни сон —

В стихи?

А след его заметаешь

зачем?

Громок, ветрище,

Громок, а нем.

Ветер-ветрище!

В уши свищет.

Спасёт ли убежище?

Ветер-ветрище:

«Всех – на упокой!

Крыши все – долой!

Дороги – замести!

Никого не спасти!» —

Но того всегда спасало,

Кто ветру —

«И этого ветра мало!»

Защищена

стенами четырьмя.

Но ничего, ничего

ветра окромя

Нет – внутри ли, снаружи.

Кружит, вьюжит!

Штор опахала.

– И этого ветра мало!

Я песнь вам

спою

ожидания:

«Не чуя затекших ног,

Мы в храме пустом мироздания —

Священный не стоптан порог

Народов живой вереницею.

Мы – первые здесь из живых.

И – титульною страницею

Кроваво-нарядной для них.

В грехах перед дьяволом – или

Пред Богом предстанут они.

А нас в этом храме взрастили —

Века пролетали, как дни!

Страданием пестуя выи,

Кровавя нам розовость губ.

Как роз лепестки огневые

Росли мы. И вот он – сруб

Свежайший, в бутоне. Бутонные!

А срок нам расцвета – мечта!

В нас Божия благость бездонная —

И дышащая пустота.

Желанны и счастью, и горю,

Добром ли растоптаны, злом,

Нам сладостно и на просторе,

И в бездне нам сладок излом.

И этот сквозняк, что свищет —

Нам сладок – сквозь щели: весть!

Мы ждём Тебя, Благостный Нищий,

Как Ты, пригвожденные цвесть.

Сентябрь, заморозки, роза…

Словно, целуя, расцвела…

Я говорю сквозь тон вопроса,

Что все окончены дела,

Что собран урожай, и лишь среди пустого

Поля – родитель твой, шипастый куст.

Роза! Целую бархат твой бордовый

Обветренных и потемнелых уст.

Мы обе жрицы полутонов.

Сентябрь нынче хмур и зол.

Нераспустившихся бутонов

Хрусталь – твой гиблый ореол.

Ясна, как устав монастырский.

Как инока бытность проста.

И мощью сверкнув богатырской,

Мерцает её немота.

И словом из слова изъятым,

Сверхзвука, сверх-смысла полна.

Открыта, подъята, распята —

И жертва, и плач, и вина.

Надежда победить? —

Как дорого, как глупо…

Себя, других винить

Потом и бегать с лупой

Всё больше по следам

Своим. И будет грустно.

Истребуем, но – т а м —

Законность лож Прокруста.

А здесь мы сотворим

Действительность без боли, —

Как двери отворим,

Спасаясь от неволи,

Где будет легче сметь,

Где дум поток осажен…

Ни грамма слова «смерть»

Не выгадать продажей!

Где слово-боевик

Проходит слов болота,

А пуля-слово «миг»

В подтекст садится плотно.

А слову «победить» —

Тем цветом придорожным —

Один удел – дружить

С пыль-словом «невозможно».

Над пылью и цветком

Бог-Слово год от году

Возмездья тёмный ком

Подхватывает с лёту.

Под низким окошком

Стремительных мальв

Что город возрос

В одну ночь незаметно.

Так рано. Но тихим

Лучом отогрета

Некрепкого раннего

Сна полутьма.

Так рано. А шмель

уж не спит, и косматым

Гулякой несётся по всем кабакам:

То – нет всё, и нет,

Выползает – помятый.

То вылетит сразу,

Схватив тумака.

Ах, он искушает!

Прыг! – цепкой былинкой

На спину ему:

«Искуситель-злодей!

Там, в розовой мальве —

Скрип старой пластинки.

И слышно из белой —

Уплачено, пей!»

Гуляка весёлый

Пузатый и бедный,

Так коротко лето,

Давай поспешим,

Покуда жив город,

Столь хрупкий и бренный,

Покуда мы живы:

И я – и ты жив.

От музыки-Марины

до моря недалёко.

А голос так высоко —

высокогорья голос