Ботакоз Копбаева - Замуж за турка. Книга первая

– Не блядью, а самкой, – также вполголоса поправила Наташу Софья Ковалевская.

– А разве есть разница?

– Разумеется, – уверенно ответила Софья Васильевна, – К тому же тот факт, что позвоночник – это математический знак равенства между разумом и инстинктами, давно известен.

– Правда? – удивилась Наташа и медленно вползла в гостиную.

В центре комнаты она остановилась.

– Пожалуйста, не смотрите на меня так, – жалобно попросила Наташа Лобачевского, – Вам не понять, вы мужчина…

Обычно вежливый Лобачевский проигнорировал Наташино обращение.

– Эх вы, а ещё математик! Хотя, математикам даже Нобелевская премия не полагается. А всё почему? А всё из-за любви! – и она тихонько захихикала.

Тремя сотнями пар удивлённо округлившихся глаз уставились на свихнувшуюся «классную» восемь Наташиных выпусков. Мальчики пожимали плечами и осторожно крутили пальцами у висков, девочки, сдерживая приступы смеха, зажимали рты ладошками.

Через минуту в гостиной стоял разноголосый хохот, и громче всех в этом хоре смеялась кандидат педагогических наук Наталья Михайловна Новикова.

Когда серьёзный Лобачевский, не выдержав, разразился густым, басистым смехом, когда Софья Васильевна, согнувшись и держась за живот, начала слабо всхлипывать, когда Наташа была близка к спасительной смерти от надрыва кишок, раздался металлический стук.

– Хватит ржать, весь дом перебудили!

– Это соседка, – шепотом сообщила Лобачевскому Наташа, – Сейчас снова будет стучать по батарее.

Стук повторился.

– Вот видите! —пожаловалась Наташа, – Нервная она женщина, от неё недавно муж ушёл.

Лобачевский сочувственно глядел на Наташу.

– А что мне теперь делать? – спросила она.

– Немедленно ползи спать! – велел Лобачевский.

– Спасибо! – прошептала Наташа.

В спальне было темно. Приблизившись к кровати, она попыталась взобраться на неё, но не смогла.

– Немедленно спать, – сказала себе Наташа и, свернувшись калачиком у подножья непокорившейся высоты, уснула.

Она крепко спала. Изредка, заставляя её веки подрагивать, приходили обрывки чьих-то образов, мелькали смутные тени и неузнанные Наташей голоса звучали в её голове странным эхом. Под утро она увидела сон. Ей приснился Президент Соединенных штатов Америки Барак Обама, который, заглянув в её глаза, нежно сказал: «Гюн айдын, ашкым 6 6 Доброе утро, любимая !»

– Что со мной, – подумала Наташа, осторожно открывая глаза. Взгляд упёрся в странный предмет, который показался ей знакомым.

– Тапок. А я тебя искала. Привет, – хрипло и бесцветно поздоровалась Наташа.

Медленно выпрямляя окоченевшие ноги, она застонала. Наташа почувствовала себя надоевшей фарфоровой куклой, которую за ненадобностью бросили и разбили.

– Кукла Маша, кукла Даша, кукла Зина и Наташа…

Каждое движение доставляло боль, а вместе с болью к ней возвращалась память. Возвращение воспоминаний оказалось страшнее физического дискомфорта и Наташа, зажмурившись, замотала головой.

– Нет, нет, это была не я, этого не может быть! А может я умерла? Тогда почему мне больно?

Лежать на полу было твёрдо и холодно, нужно было вставать. Сначала она села, затем, схватившись о створку кровати, начала медленно подниматься. Миллионы тончайших игл вонзились в её ступни, и она рухнула на кровать. Непокорённая вчера высота была взята.

Тягучей болью упрекнула Наташу поясница, гулко и устало пожаловалось на жизнь сердце.

– Прости меня… – тихо попросила Наташа, положив ладонь на левую грудь.

Воспоминания сжалились и теперь они входили в её сознание прохладной лаской простыни, еле уловимыми, похожими на приглушенный стон, звуками, волнующими запахами. Вступив в сговор, они зазвучали в Наташиной голове соблазнительной музыкой и пригласили за собой. Она провела рукой по нижней части живота и, в замешательстве, замерла. Что-то живое нетерпеливым движением откликнулось на её прикосновение. Она испуганно одёрнула руку и встала с постели. Часы на комоде показывали полдень.

Набрав полный чайник воды и поставив его на плиту, Наташа опустилась на табурет. Отсутствующим взглядом окинув комнату, она положила голову на стол и, обращаясь к сахарнице, сказала:

– Дала…

Сахарница хранила молчание…

Жизнь среднестатистической женщины – это ад, дорога в который вымощена трупами страдалиц, безвестно сгинувших в поисках правильного ответа на вопрос: давать или не давать?