Как соучастники еще несовершенного, но уже задуманного преступления, они всё теснее прижимались друг к другу, словно хотели получше расслышать голоса своих сердец.
– Тук-тук? – задавало вопрос мужское сердце.
– Тук-тук? – в смятении переспрашивало женское.
– Тук-тук, – заверяло сердце мужчины.
– Тук-тук, – замирая, соглашалось сердце женщины.
Наташе казалось, что этот перестук должен быть слышен на самой дальней планете. Она представляла себе, как её жители, уловив биение их сердец, оставляли свои дела и улыбались.
– Это любовь, – на неведомом языке, говорили они и Наташа их понимала.
Заглядывая в глаза Эмрэ, она улавливала незнакомые вибрации и входила с ними в резонанс. Подчиняясь им, она всё дальше и дальше продвигалась вглубь неизведанного ею мира. Обычно рассудительная Наташа периодически одёргивала себя, однако голос рассудка бессилен перед зовом природы.
Давно забытое предвкушение счастья захватило её. Нисколько не сопротивляясь, она отдалась ему без остатка и стала вдруг невесомой…
– Ты чего, Нат, он же турок командировочный! Закончится его контракт и укатит он в свою Турцию, а ты будешь плакать. Опять… – глядя на Наташино отражение в огромном, нарядном зеркале туалетной комнаты, отчитывала подругу Света, – Давай, мать, соберись, зачем тебе это, а? Ты ж шутить-то не умеешь, вон по глазам вижу, уже влюбилась!
– Ты же сама говорила, что мужика мне надо, ну вот, накаркала, – смелась в ответ подруге Наташа.
Ей было весело и легко. Еще много раз Эмрэ кружил её в танце. Ощущения, музыка, запахи, тепло рук мужчины, его голос и внезапно обретенная Наташей невесомость, слившись воедино, разлились по её телу предчувствием бесконечности счастья.
Она пришла в себя лишь в прихожей, когда, переводя дыхание и готовясь броситься в омут очередного поцелуя, небрежно кинула взгляд на своё отражение.
– Пропала женщина, – грустно вздохнув, сказало отражение.
– Пожалуйста, молчи, – шёпотом попросила она.
Отражение в спальне, надрывая связки, пыталось образумить её, но она уже потеряла способность слышать. Природа величаво и громогласно заявила свои права и Наташа, оглохнув, ослепнув и утратив чувство реальности, слилась со своим естеством…
Глава 3
Бледная тень Барака Обамы
Сидя на полу прихожей, Наташа ещё долго всхлипывала.
– Мама, мамочка, где ты… – жалобно повторяла она.
Никто не отозвался на её призыв. Никто не бросился утешать рыдающую женщину. Отражения, предметы, внутренний голос и телефон равнодушно молчали.
Охрипнув от стенаний и выплакав все слёзы, отличница системы образования России госпожа Н. М. Новикова, опустилась на четвереньки и поползла в спальню. Она двигалась медленно, интуитивно растягивая и смакуя минуты первобытного состояния.
– Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре – отсчитывала Наташа.
Остановившись в дверях кухни и привалившись к косяку, она обратилась к висевшему на стене прихожей портрету Чарльза Дарвина:
– Дорогой Дарвин, прошу тебя, сжалься надо мной! Ну что тебе стоит превратить меня обратно в обезьяну?
Дарвин остался глух к её мольбам и Наташа, снова опустившись на четвереньки, медленно поползла дальше. Следующий привал она сделала у порога ванной комнаты.
– Или преврати меня в рыбку, в безмозглую, беззаботную макрель. Я уплыву подальше от этого места и буду плавать по морям, пока меня не выловят рыбаки. Старуха-мексиканка с выцветшими от времени глазами положит моё тельце на жаркую сковороду и я растворюсь в раскалённом масле. Ах, какое это должно быть наслаждение! – продолжила свой диалог с Дарвином Наташа.
Она зажмурила глаза. Чуда не произошло.
– Падшая женщина, это – блядь! – тяжело вздохнув, объявила Наташа, снова встала на четвереньки и продолжила свой путь. Дорога в спальню лежала через гостиную. Нужно было набраться сил перед объяснениями: со стен гостиной на неё строго глядели Софья Ковалевская, Лобачевский и около трёхсот юношей и девушек, её выпускников. Присев на пороге комнаты, Наташа спросила у Софьи Ковалевской:
– Вы знали, что позвоночник уравнивает разум и естество?
Софья Васильевна промолчала.
– Между прочим, горизонтальное положение для женщины гораздо полезнее вертикального, – авторитетно сообщила Наташа, – Вот я ползу-ползу и мне хорошо, а как сяду, так задумаюсь, а как задумаюсь, так чувствую себя блядью. А блядью быть нехорошо. Это стыдно, правда? – перешла на шепот Наташа.
Читать дальше