Инна Рогачевская - Большой мир маленьких историй. Миниатюры

Ноги утонули в мокром песке. Над головой нависли тяжёлые свинцовые тучи. Вот-вот раздавят море, меня, кусок суши. Гул волн, вой ветра и во всем этом прелесть ненасытная, сумасшествие. Откуда ни возьмись пёс, как приклеился. Куда я – туда он. Странно, я с ним была когда-то знакома! Да, ведь это мой Джей! Не может быть, он так любил море. Его давно нет, а море – вот оно, бушует у моих ног. Пёс смотрит на меня бархатным взглядом, срывается с места и бежит вдоль берега весело лая, приглашая следовать за ним.

– Джей! – кричу.

Он застывает на месте, как вкопанный.

– Джей, не может быть! Мой Джей! – он уже несётся мне навстречу. – Как я соскучилась по тебе. Как здорово, что в приключении можно попасть туда, куда в обычной жизни вход воспрещён.

Поглаживаю ладонью мягкую шерсть. Ладонь истосковалась по теплу его тела. И душа истосковалась.

– Дорогуша, не печалься. Хочешь искупаться?

– Ты сошёл с ума! Шторм.

– Н-да, шторм. Тоже мне шторм. Всего на всего осень.

– Осень.

«Хочу зиму, санки. Катиться по ледяной горке с папой, как в детстве, падая лицом в снег», – просто подумала.

Неожиданный полёт, вкус снежинок во рту, падаю лицом в сугроб. Папины руки подхватывают меня, высвобождая из снежного плена. Слышу его смех, вижу улыбку на родных губах. Так красиво улыбается, …улыбался только мой папа.

– Ух, ты!

Снег блестит на солнце, мороз щиплет за уши, нос. Навалявшись в сугробе, начинаю обдумывать следующее желание. Приключение начинает мне нравиться.

– Очутиться бы с Александром Сергеевичем в осенней, парковой аллее. Пройтись с ним под руку, услышать его голос, стихи, – думаю вслух.

– Фантазёрка, – произносит папа, исчезая в снежной пыли.

***

– Как Вы хороши, сударыня. Я этой ночью не спал, любовался Вами спящей. Писал стихи.

– Александр Сергеевич, – шепчу, – я Вас представляла несколько выше ростом.

Он бросает на меня взгляд полный восторга, страсти. Касается губами прохладной руки, читает стихи. А вокруг осыпаются листья, сокращая время моего пребывания в приключении на секунды, минуты, часы. Лист – минута. Ещё лист – ещё минута. Листья падают и падают, устилая багрянцем аллеи парка.

«Что я ещё хотела? – вихрем проносится в голове, – только бы успеть, только бы успеть! Ах, да! Хочу яблок красных, сочных, спелых. Откусывать с хрустом, чтобы сок стекал по руке, как в детстве.

Сижу на скамье под деревом. На голову падает большое красное яблоко, за ним ещё одно. Потрогав, вздыбившуюся на голове шишку, не расстроилась, наоборот, рассмеялась от души. С хрустом впиваюсь зубами в сочность яблочную, сок стекает по руке. Вкус! Ласковые мамины глаза искрятся улыбкой.

– Тебе пора, Золушка. Часы! Время! Время, время…

«Всё возможно, – осеняет мысль! Всему своё время и место – приключению, жизни, рутине. Рутина, рутина. Куда от неё деться?»

Мысль не расстроила. Лёгкий вздох, выдох… и только.

На меня падает ствол дерева.

Приоткрываю глаза. Так и есть, ноги мужа поперёк тела. Он так любит спать. Мяукнул потревоженный кот, перебираясь к нему на грудь. Тихо скрипнула дверь. Это сын вернулся домой среди ночи. Думает, я не слышу? Завтра он у меня получит. Залаял Шурка. Он всегда ругает сына за поздние возвращения. На долю секунды вспомнилось приключение.

«Рутина, рутина, – бьют часы на стене, – рутина, пора вставать».

В спальню заглядывает осенний рассвет. Его заспанные глаза щурятся в свете первой зари. Из седых облаков идёт дождь, шурша по крышам, постукивая в окна домов, асфальту, паркам.

Как хорошо.

«Здравствуй, Осень, – шепчу, выходя на веранду, – разглядывая серую тучку, похожую на летящую женскую фигурку.

– Я тебя не сразу узнала. Как долго я ждала тебя, рыжая затейница. Спасибо за приключение. Выпьешь со мной кофе?

Она писала, водя по холсту тонкой кистью.

Он заглянул через её плечо.

«Вновь непонятные ему знаки. Чёрточки, точки, прямые, кривые, параллельные, пересекающиеся».

– Не надоело?

Не обращая на него внимания, продолжала рисовать не меняя позы. Даже, кисточка в её тонких пальцах не дрогнула от неожиданного вопроса.

«Странная, – подумал, – невозмутимая, неразгаданная умом и сердцем. Как можно сидеть ночами, днями, годами в одной и той же позе, малюя, малюя?»

– Паршивый день, – сказал вслух.

Она оторвала взгляд от холста.

– Наташка меня бросила или я её? Не ладится у нас с ней. На работе чёрт знает что. Все кувырком – жизнь под откос.