И вот моя панацея, хоть я и клялась больше никогда не резать себя. Но я снова стою в душе, на моё белое обнажённое тело льются тёплые потоки воды, а мои пальцы сжимают холодное двустороннее лезвие. Острое, острое, это лезвие такое острое. А острое должно причинять дикую боль. Я смываю с себя сейчас всю ту грязь, что есть на моём теле. На этом отвратительном человеческом теле, которое страдает от постоянной алчности. Это тело жаждет так много: ему нужна пища, ему нужна вода и сотни регулярных процедур для продолжения его жизнедеятельности. Это тело нуждается и жаждет любви. К чему эта безнадёжная мука кукле с полым туловищем? Но это тело так ненавистно мной, потому что слишком велики его желания. И эти желания я обязана в себе убить!
Есть ли в мире большее счастье, чем быть самой настоящей куклой? Не чувствовать зла, не испытывать боли, не слышать и ни о чём на свете не знать. Просто сидеть на своей кукольной полке и молча наблюдать за тем, как мир постепенно превращается в руины.
Я бы хотела опуститься на дно этой ванны и сидеть здесь вечно. Погрузившись в воду с головой, смотреть на то, как всё больше расходятся трещины на потолке. Как сам этот потолок кусками обваливается вниз. Умереть и раствориться. Видеть, как эта ванна проваливается вниз вместе со мной. А вокруг только серая хмурая пустыня из обломков. Ни одной живой души вокруг. Ницше утверждал, что умер Бог. Теперь мы должны последовать его примеру. Все мы должны умереть, чтобы больше не существовать никогда. Уйти в никуда и больше никогда никому не причинять боль. И только так все мы когда-нибудь будем счастливы. Лишь в смерти все мы равны: растения, животные, предметы и люди. Живое и неживое когда-нибудь стирается в порошок и исчезает.
Могилой моей станет одна лишь глухая пустота.
Нет, я не желаю умереть. Я предпочла бы вообще не рождаться. К чему такой ужасный дар, когда ты просто живёшь в аду? И постоянно страшишься того, что однажды снова сойдёшь с ума. Твоё безумие никуда не ушло. Оно молча поджидает где-то за дверью. Прячется в тени, ожидая лучшего для себя времени.
Именно так. Безумие всегда рядом. Оно внутри тебя, как сгусток этой невыносимой боли. Словно мучительная опухоль. А от опухоли нужно освобождаться.
Резать себя нужно с умом. Заметут в психушку второй раз – так легко не отделаешься. Никогда уже не сможешь стать нормальной. Никто не поверит словам дурочки, пытавшейся наложить на себя руки. Поэтому если ты режешь себя уже довольно долгое время, то нужно соблюдать определённые правила: никогда не оставлять глубоких следов, использовать только чистые лезвия, обрабатывать раны и никогда не резать себя в тех местах, где это могут легко заметить.
Когда лезвие медленно скользит по обмякшей поверхности моего бедра, то это просто долгое чувство острой тонкой боли. Пережидаю. До тех пор, пока на месте пореза не появиться ровная красная дорожка. Превосходное чувство! И лезвие скользит по бедру ещё и ещё! Теперь удары наносятся чаще и сильнее. Кровавые дорожки становятся всё длиннее и болезненнее. Сердце бьётся от восторга словно сумасшедшее. Оно живое, оно сейчас получает свою свободу. Из него выходит вся гниль человеческого тела. И эта свобода несравнима ни с чем. И кровь красная… она такая красная…
Красные капли на днище ванной, которые смывают потоки воды.
Я обрабатываю порезы перекисью водорода, чтобы увидеть забавную белую пену поверх порезов, доставивших мне сейчас столько сладкой боли. И вновь чувствую себя живой. Хотя бы немного, но опухоль засыпает в моём теле. Метастазы человеческих чувств перестают распространяться внутри меня. Не причиняют боль. Они больше не причиняют мне боль.
Тихо возвращаюсь в свою комнату. Нужно держаться спокойно и уверенно. Никто не должен узнать о том, каким образом я освобождаю себя. Родители спрашивают, почему я так поздно и мы вновь на грани разорвать друг друга на части. Надоело! Почему я вообще должна это выносить?!
Клацаю кнопкой на телевизоре. Канал «Союз», время вечерних молитв. Глубокий мужской голос, взывающий к Господу Богу. Долгое протяжное «Аминь!» И сердце моё снова сжимается. Моё тело – это клетка, в которой бьются эти беспомощные птицы. Они желают вырваться наружу. Они хотят улететь навсегда. Свобода – их единственное желание. И тогда я понимаю всю тщетность происходящего. Я могу лишь притупить это безумие, но не в моей власти его остановить.
Я задираю край халата и снова вижу эти ровные кровавые дорожки. Они всё ещё сырые, но они уже не питают мою душу болью. Сцепив руки, я просто падаю на колени и начинаю повторять вечернюю молитву:
Читать дальше