Юлия Келлер - Побочные

Уж чья бы корова мычала, в конце-то концов! Великие праведные Сайди старшего поколения читают мне свои благословенные проповеди! И это при том, что Хиросима могла бы с лёгкостью провести многочасовую лекцию о том, как можно получить дешёвый кайф. Целыми часами её несёт под «феном» или ещё каким-нибудь чудным составом. Она глотает всё, что попадётся: таблетки, порошки, сиропы, дымит, как паровоз, может в три глотка прикончить литровую бутылку водки, не запивая и не закусывая. Настоящая террористка. Упоровшись, она тихо хихикает и несёт полную чушь. Иногда ей до такой степени сносит крышу, что моя наставница просто на ногах держаться не может – она сидит прямо на земле и хохочет до тех пор, пока слёзы из глаз не брызнут. А уж про постоянные алко-наркотические оргии Американки и говорить нечего. Как ей только сил хватает на то, чтобы делать Лу постоянные инъекции морфия? У неё, должно быть, железные нервы жить в таком безумном ритме. Наверно, внутренности старших Сайди давно превратились в пластмассу, и их не возьмёшь тем, что с лёгкостью убьёт любого человека.

Не задерживаясь около клуба, мы сворачиваем к тому месту, где нам предстоит разойтись. Напоследок Хиросима снова хватает меня за плечи и внимательно смотрит в глаза:

– И чтобы сразу домой!

– Ага, – киваю я. Кажется, что моя голова оторвалась и сейчас падает вниз. Как колобок подпрыгивает на кочках. И мир перед глазами сходит с ума: небо, земля, небо, земля… и опять по кругу. Тело без головы всё ещё стоит тут, без намерения двигаться куда-то дальше.

Стоящая рядом Лу быстренько выдаёт какую-то прощальную речь. Голос у неё такой будто она разговаривает с нами, засунув губы в стеклянную бутылку. И тут же мчится прямо через дорогу, игнорируя все светофоры. Хиросима озадаченно смотрит на Американку. Та же в ответ только закуривает очередную сигарету и молча машет рукой в сторону убежавшей ученицы. Даже если её сейчас собьёт КАМАЗ, бесчувственная американская кукла и бровью не поведёт.

– До завтра, – говорит она мне. Её длинные ресницы поблёскиваю от света.

– Пока, – киваю Хиросиме.

– Увидимся, – кивает та в ответ.

И я ухожу, даже и не думая оборачиваться на мою наставницу. Нужно просто заткнуть уши музыкой и продолжать путь в ночь. Сейчас я чувствую себя обиженной, ущемлённой и неполноценной. Надо же было так себе вечер испортить! Да и от них никакой поддержки, одни лишь обвинения. Все они – мерзкие эгоистичные твари, от которых никогда не дождёшься хорошего обращения. Но мне нужно сдерживать себя. Настоящая Сайди никогда не должна выражать протеста. Не в нашей природе оказывать поддержку друг другу. Мы не друзья и не враги. Куклы не добиваются ни мира, ни войны. Они просто молча взирают на разваливающийся мир, ожидая его конечного краха. Это вечный закон, а остальное противоречит нашим принципам.

Моя жизнь. Мой город. Моя извечная депрессия. Холодная тоска моего проклятого города. Одиночество, равнодушие, блёклый свет в окнах домов. Всё это отдаёт мертвечиной. Я вижу этот город полуразрушенным, съеденным временем. И снова этот вопрос в моей голове: «Сошла ли я с ума?» Мне одиноко, мне страшно. Я требую, я жажду, я прячусь и тихо жду, когда это огромное небо затянется чёрными тучами, когда природа возьмёт своё и мы перестанем существовать. Когда все эти дома превратятся в скелеты. И все мы станем гниющими трупами. Торжество смерти. Пустыня вечной тишины. Кто-то уничтожит нас, раздавит наши тела, раздробит кости. Наша кровь напитает голодную землю, она отравиться этой красной жидкостью и её вырвет новым человечеством, как это и происходит уже тысячи лет. А я? Я всего-навсего кукла, которая прячется в своём кукольном шкафу.

Полный технодекаданс, любовь моя! Феномен смерти души в технически развитом обществе. Ты просто кукла, дорогая девочка. Внутри твоего полого тела осталась только равнодушная пустота. Там нет сердца, которое ещё способно любить, души, которая умеет страдать. Твоё тело остаётся живым в то время, когда души там уже не осталось. Технодекаденсеры живут на грани жизни и смерти. Они желают, но не могут умереть.

И вот теперь, когда я просто иду, то невольно задаюсь вопросом: а была ли я уникальна? Моё рождение, младенчество, детство. Было ли всё это уникальным? Или банальным? Музыка, что звучит в моей голове, она будто просачивается внутрь, в моё сердце и вызывает воспоминания. Я вспоминаю себя, самую обыкновенную себя, какой я была лет в пять-шесть. Ту торжественную тишину, царящую в моём детстве среди советских общежитий и серых бетонных домов. Эти улицы, которые теперь постоянно забиты людьми. Но они давно мертвы и холодны. Они умерли вместе с моим детством, и теперь от них воняет, как от открытой могилы. Запах смерти сладковат и неприятен.