Лев Исаков - Поморский флот и Понизовое казачество. Поймите Россию Россией

…В 1993—1998 годах, в рамках представления об историческом абсолютизме всех состоявшихся форм власти великорусского социума, самой интересной из которых являлось его прямое самодержавие, именно через самодержавие казачьего круга я входил в представление о неразделимом самодержавии иных, предшествующих или современных ему институтов волеизъявления и его осуществления массой, не имеющего ничего общего с какими-либо системами разделения властей, иного им всем, итогом чего стала программная работа «Парламентаризм, Советы и традиционные формы русского народовластия» – надо бы исправиться, Великорусского, т.к. они полностью разошлись с тем, что явила к итогу 18 века «руськая демократия» Запорожской Сечи… Увы, объявленная в 1999 году в МОЛОДОЙ ГВАРДИИ и даже набранная, она была снята за неделю до запуска номера главредом А. Кротовым – в памяти осталось, как отчаянно её отстаивал молодой симпатичный социолог Василенко (имени-отчества не помню). Идеи о Воле, сливающей в единую сталь Свободу и Насилие, о Самодержавии Социума на Единогласии Личностей оказались сверх Полномочных Лиц от Научно-Издательских собраний РФ; только в 2014 году в составе текста книги «Неопалимая купина» она была опубликована в ФРГ: немцы неплохо меня принимали на семинарах в ВШЭ в 2004—2005 гг., но вряд ли её поняли по отсутствию каких-либо аналогий с европейским социологическим материалом – в России она оказалась недоступной по запредельной цене (130—160$)…

…Но в рамках раскрывшегося представления сразу повелительно возникал другой столп низовой исторической практики, Северо-Русское Поморство в виде отходничества в Сибирь, Америку решительно переступавший через рамки этнографического местничества, так же упорно – и успешно – отмахивавшийся от наскоков феодального государства своим веслом, как казачество саблей… И актом заселения пустынь в земли на своём поморском праве обращал их в Великорусские провинции, уже в этом выступая фактором национальной политической воли.

Но как только оформляется это представление, немедленно возникает ряд теоретических и конкретно – исторических, уже узко дисциплинарных вопросов:

1.В каком отношении пребывают эти два инструмента «низовой политической воли» друг к другу? Возникли ли они независимо, разновременно, столь очевидно разведённые географически в обозримом историческом поле; разнородные друг к другу по своему очевидно разному приложению: поморы и поморский флот система социально – экономического уклада, некий «предкапитализм» – и военно-политическая машина казачества, немедленно деградирующая по утрате своего ориентира на перманентно – постоянную войну (это очень хорошо видел, например, Николай 1-й, отмечая закономерность падения боевых и социальных качеств Донского казачества после прекращения Наполеоновских войн)…

Истерическая реанимация «белогвардейщины» 1990—2000 годов, восходящая к парижским писаниям сотника Горланова, обратившего свою индивидуальную трагедию отвергнутого в тотальное русофобство и тиражируемые гг. Савельевыми и проч. – на памяти некая «дактаришка» из Воронежского университета, «филологически» выводившая запорожско-донское казачество из черкес, т.к. их часто звали «черкасами» т.е. лексиконом адыго-абхазской языковой принадлежности… вероятно, тюркско-татарское происхождение слово «казак» даме претило – при всей внешней дикости посылок имеет некоторую подоплёку: всё же не рисуется, не укладывается увесистый кряжистый Микула Селянинович, любящий кулачный бой «стенка на стенку», в обезвешенную белку, сыплющую стрелами, машущую сабелькой и выделывающий штуки на бешеном кавалерийском скаку.

Из пахарей в цирковые вольтижёры?

Ведь таким были и «на веки» нарисовались казаки из эпохи наполеоновских войн, «настоящие чёрти» в оценке самого Бонапарта, и в том виде залетевшие в сознание русского образованного общества, всегда не познающего, а «читающего» жизнь… И каким же открытием стало для английских офицеров Крымской войны, что казаки 1854 года средние наездники, отличные стрелки и подлинные змеи подколодные в ночных засадах и поисках – а казаки 15—17 веков?

Интеллигентская блажь разлетается вдребезги при обращении к подлинной истории казачества с момента его генезиса во внимании великорусской государственности. Выхваченные первыми, а потому записанные в «родоначальники», исторические казачьи вожди ВСЕ ВПЛЫВАЛИ в русскую историю, будь то волжский Ермак, донской Иван Кольцо, донско – днепровский Байда-Вишневецкий. Может, вчитаетесь, коли не умеете видеть и узнавать, многократно зафиксированные этнографические самооценки донских казаков 18 века: «казак живёт водой и травой» – дословно применимые ко всем прочим… ВДУМАЙТЕСЬ ХОТЯ БЫ ФИЛОЛОГИЧЕСКИ, почему все названия исторически состоявшихся казачеств привязаны к большим рекам (Запорожское, Донское, Терское, Яицкое,…вплоть до Уссурийского) – и Платон Зубов немало не сомневался, переводя запорожцев в КУБАНСКОЕ КАЗАЧЕСТВО… А и по восходящей – ведь было же в Российской империи ЧЕРНОМОРСКОЕ КАЗАЧЕСТВО, давшее знаменитых СТРЕЛКОВ-ПЛАСТУНОВ Крымской войны…