Лев Портной - Сущевский вал

– Морозов! – Рукавишников как будто обрадовался.

Сергей принял возглас как разрешение войти.

– Здравствуйте, Дмитрий Алексеевич, – он прошел к столу секретаря комитета.

– Так ты что, обходной лист, пришел подписывать? – задиристо спросил Рукавишников.

Морозов замешкался, размышляя: как понимать Дмитрия Алексеевича? Неужели он осведомлен о проблемах Сергея? Если так, значит, вопрос уже обсуждался. Решение принято. Можно вздохнуть свободно. Обходятся же люди без высшего образования. Живут не хуже, а то и лучше. Тех же таксистов взять.

Или успокаиваться рано? А секретарь комитета комсомола попросту считает, что отчисление такого, как Морозов, вопрос времени?

Шутливый тон Рукавишникова ни о чем не говорил. Дмитрий Алексеевич отличался легким нравом, блеск в глазах не угасал никогда, всем своим видом он предлагал принять за аксиому, что жизнь такова: «кого-то выбирают Римским Папою, кого-то запирают в тесный бокс», но при любом раскладе уныние – грех непростительный.

– Дмитрий Алексеевич, я еще не совсем потерян для общества, – сказал Морозов.

– Смотря, для какого! – парировал Рукавишников и, смягчившись, добавил. – Ладно. Зачем пожаловал?

– Дмитрий Алексеевич, у меня там «хвосты» кое-какие, – тихо, чтобы не слышали активисты, произнес Сергей.

– А комсомол тут при чем? – засмеялся секретарь.

Смеялся он по любому поводу и говорил шумно, вовлекая всех в шутовское действо.

– Комсомол не при чем, – согласился Сергей. – Завтра мы едем на «картошку»…

– Вот на «картошке» ты точно погоришь! – еще больше развеселился Рукавишников и громким шепотом произнес. – Думаешь, там через день пьют? Нет! Каждый день! А сейчас сухой закон, помнишь? Вот ты и погоришь! Вылетишь из института со строгачом, а то и из комсомола… Так что лучше малой кровью, прямо сейчас тебя отчислить. Хотя бы без взысканий обойдешься!

Он расхохотался, глядя на растерявшегося Сергея.

– Дим, хватит издеваться над человеком, – крикнула Юля Зарудная.

– Слушай, у меня национальный праздник будет, когда Морозов уйдет, – выдавил Рукавишников, но вдруг оборвал смех и спросил: – Ну ладно. Так чего там у тебя?

– «Хвосты» небольшие, – повторил Сергей. – Бухучет и курсовая по ДОКу. Я в принципе-то написал, – тут Морозов не выдержал, вздохнул и дальше пустился в откровенное вранье. – Но там Васильковская кое-какие замечания сделала… Словом, Дмитрий Алексеевич, мне бы на «картошку» не ехать… Может, дадите здесь в Москве какое-нибудь задание?

– Не ехать ему! В стройотряд не поехал! И на «картошку» не хочешь! А еще говоришь, для общества не потерян! И потом! Что у тебя там за «хвосты» небольшие?! Скажи честно, что не брался до сих пор ни за курсовую, ни за бухучет!

– Дмитрий Алексеевич…

– А что ко мне-то пришел? – перебил его Рукавишников. – Ступай в медпункт, больничный возьми…

– Ну, это ж нечестно, – протянул Морозов.

– Честный ты мой! – воскликнул секретарь и склонился над столом.

Некоторое время он сидел, подперев голову левой рукой, а правой зажал карандаш и выстукивал дробь. Сергей обреченно ждал. Дмитрий Алексеевич, на что-то решившись, бросил карандаш и сказал:

– Значит, вот что. Я тебе помогу, но и ты должен будешь сделать кое-что…

– Дмитрий Алексеевич, для вас…

– Да не для меня! – оборвал Морозова секретарь и саркастически хмыкнул: – Для меня, хех!.. Ты вот что, Морозов. Пойдешь вместо «картошки» в магазин продавцом. Адрес пиши. Сущевский Вал, дом шестнадцать. Магазин «Овощи-Фрукты». Завтра к восьми туда. Там еще кто-то будет с УЭФа, на месте увидишь.

Сергей прижал правую руку к груди и с чувством сказал:

– Спасибо, Дмитрий Алексеевич…

– Подожди ты! – вновь перебил секретарь, теперь уже он понизил голос так, чтобы слышал только собеседник. – Это не все. Поможешь одному товарищу из райкома. Не из нашего, не из Дзержинского района, а из Кировского. Но так надо! Дуй домой сейчас, жди. Он тебе сам позвонит и все скажет. Понял?

– Дмитрий Алексеевич, все сделаю! – с готовностью пообещал Сергей.

– Телефон напомни домашний, – велел Рукавишников.

Морозов написал на листке семь цифр и подвинул бумагу секретарю.

– Все, ступай, – сказал тот. – Понимаю так, что до первого октября должен сдать ты свои «хвосты».

– Да это без проблем! – с преувеличенной бодростью воскликнул Сергей.

Уже в дверях секретарь окликнул его:

– Морозов!

Сергей обернулся. Рукавишников сидел за столом, все такой же круглый, довольный жизнью, с копною русых волос, но к мальчишескому блеску в глазах добавилось еще что-то, тревога какая-то, запоздалое сожаление.