Тамара Злобина - Хищник. Детектив

Женщина повернула направо и остановилась, внимательно всматриваясь и вслушиваясь в темноту, словно что-то услышав или почувствовав. И хищник затаился, сливаясь с домом в единое целое, присматриваясь к поведению своей очередной жертвы. А та, постояв несколько секунд, и, не усмотрев ничего подозрительного, двинулась дальше, ускоряя шаг.

Мужчина последовал за ней, не выпуская из поля зрения, понимая, что конечный пункт жертвы, возможно, недалёк. Он решил действовать, и после очередного поворота ринулся на женщину так неожиданно и с такой силой, что женщина упала лицом вниз, не успев даже вскрикнуть.

Падая, она успела за что-то уцепиться, и это что-то упало на спину хищника и ударило его. Но он не чувствовал боли: дикая, яростная похоть охватила каждую частичку, каждую клеточку, затуманивая сознание.

Перевернув женщину лицом вверх, хищник рванул застёжки на её груди, освобождая её от одежды.

– О, непорочная, чистая дева Мария! – шептали в исступлении его губы, лаская лицо, шею, грудь женщины.

В этих словах, в этом шёпоте было столько страсти, нежности и вместе с тем столько боли и ненависти, что могло показаться: произносивший их мужчина напрочь лишён нормального человеческого рассудка.

Мужчина отстранился от обнажённого тела, любуясь его чётко проступающим белым контуром.

– Богиня! – шептали его губы, искусанные в кровь от нечеловеческой силы желания. – Моя богиня! Ты так прекрасна в своём первозданном виде!

Руки хищника ласкали тело жертвы грубо, жадно, стараясь поднять желание на ещё более высокую черту. Его жёсткие ладони, видимо, причиняли боль женщине, и она застонала.

Хищник лишь на мгновение прекратил свои действия, желая удостовериться в том, не послышалось ли ему это, но вокруг стояла глухая тишина, укрывая, лежащих на земле, своим чёрным саваном.

Осознание этого понравилось хищнику: он оскалил зубы в довольной ухмылке, и вновь ринулся на распростёртое на земле тело. Лишь только его руки коснулись женщины, она вновь застонала. Тогда хищник впился своими кровоточащими губами в её нежные, дрожащие губы, стараясь заглушить стоны.

Его левая рука лихорадочно шарила вокруг, отыскивая что-нибудь тяжёлое. Тем временем женщина, окончательно придя в себя, постаралась освободиться от мерзкого создания, придавившего её к земле всей своей тяжестью. Она царапала его, рвала волосы, пытаясь вырваться из ненавистных объятий, но силы были явно не равны, поэтому её попытки не увенчались успехом.

Хищник, шепча что-то малопонятное, нащупал рукой осколок кирпича и со всей силой страха, желания, ненависти и любви, обрушил его на голову своей жертвы. Женщина охнула и вновь потеряла сознание, а он для верности ударил её ещё раз, разбивая голову жертвы в кровь, которая брызнула ему на лицо и на одежду.

Теперь он нервничал ещё больше: торопился, расстёгивая пуговицы на своей одежде. Хищник терзал тело жертвы губами, руками, призывая ответить на его любовь так же страстно, так же отчаянно, как это делал он, но ничего не получал в ответ – этот нежный сосуд любви был к нему холоден и безразличен.

Равнодушие к проявлениям его безграничной любви, делало хищника безжалостным мстителем за то, что в очередной раз нелюбим, в очередной раз отвергнут. Его меч возмездия, с горячей страстью входя внутрь поверженной жертвы, извергал в неё всю его боль, всю обиду, всю досаду на эту половину человечества под названием женщина.

В этот момент он чувствовал себя победителем, Наполеоном. Его глаза сверкали, как раскалённые угли. Румянец на худощавых скулах делал лицо молодыми и ужасным одновременно, словно это был вовсе не человек, а демон мщения.

Совершив обряд покорения, он положил руку на глаза любимой, прижался со всей силой страсти и любви своими дрожащими губами к её безжизненному рту и прошептал:

– Ты моя… Ты навсегда теперь моя…

Затем он поднялся, обрывая все связи, соединившие его в одно целое с Его Женщиной, глядя ей в лицо с такой любовью и нежностью, словно расставание с ней было невыносимым испытанием, наказанием.

Его голос срывался:

– Прощай, любовь моя… Прощай навсегда…

Хищник нагнулся над своей жертвой, с нежностью взял её руки и, поцеловав обе ладони, крест-накрест прикрыл ими грудь женщины. Затем какой-то одеждой прикрыл нижнюю часть её тела.

Он не ушёл с места любви до тех пор, пока не привёл себя в порядок. Почему он вёл себя каждый раз именно так – он не знал. Может быть это стало своеобразным ритуалом, а, может, он просто хотел таким образом сохранить хоть частицу тепла, частицу любви, полученную от этого странного, неумного создания – женщины, отвергающей его при свете дня и, отдающей ему свою жизнь ночью.