Лана Петровских - Высокоблагородие

Не понимая, как трактовать сие происшествие, Гавриил прислонился к стене фасада и закрыл глаза рукой. В возникшей темноте проявилось притворное лицо Лизы, её насмешка. Он впервые не совладал с собой…

Трактир на Тверской вторым этажом над чайным магазином братьев К. гудел всю ночь. Выпитая в изрядном количестве, водка мутила разум. Он пытался забыться, но в угарном забвении внутренняя тоска и опустошённость продолжали мучить его.

«Идти домой… домой… пока не оказался в канаве», – твердил себе под нос Гавриил Панкратович.

Извозчик, с трудом разобрав названный адрес, медленно направил лошадь в путь. Но внезапно кобыла понесла во весь галоп, и на повороте, через пару домов от трактира, коляску занесло. Столкнувшись с другим экипажем, она упала на бок. Не понимая происходящее, от сильного удара Гавриил выскользнул с сиденья и распластался на мостовой. Темнота…

…Он приоткрыл глаза, ощутил резкую боль в ноге и застонал. Чьи-то осторожные руки охладили разламывающийся от боли лоб. Гавриил снова закрыл веки.

Когда он очнулся, над головой чернел потолок, было темно и пахло сыростью. Гавриил попытался приподняться на локтях. Он лежал на кровати в нижнем белье, ноги были укрыты клетчатым пледом.

– Слава богу! – кто-то прошептал в изголовье. – Опамятовался.

– Где я?

– Теперь все хорошо, ваше благородие, на доктора денег нет, но я сама понимаю в медицине. Раны поверхностные, переломов нет, ушибы да ссадины, хвала господу.

В комнате было темно, единственным освещением была яркая луна, свет которой падал на край кровати перед окном.

– Где я? – настойчивее спросил Гавриил.

– Вот и нотки барина появились, – улыбаясь, сказал женский голос с узнаваемыми бархатными нотками. – Не чаяла, что увидимся вновь, ваше благородие…

Женский силуэт предстал перед взором Гавриила.

– Ты?! – от неожиданности он поперхнулся и закашлялся.

– Я! …Шла за вами всю дорогу после парка. Потом, когда из трактира вышли сами, решила больше не преследовать вас, так возничий столько шуму наделал… Пока я добежала до крушения, они уж вас подняли… В другую пролётку и вот… вы у меня в гостях…

– Как звать? – тихо спросил Гавриил.

– Луладджа… Лула

– Гавриил Панкратович, – сухо представился советник.

– Я помню…

– А чего не в табор повезла? Денег бы выпросила за спасение…

– Шутить изволите… не надобно мне денег, а живу я одна…

– Судя по шикарной комнате, просто купаешься в достатке, – иронизировал Гавриил. – Воды дай, голова болит… Возьми деньги в кармане сюртука, найми экипаж закрытый, адрес я возничему сам скажу… загостился, домой хочу! – отрезал Гавриил.

– Жаль, под руками ничего тяжелого нет, так бы и оглушила, чтоб опять в беспамятстве оказались, сразу мирным станете, – с обидой произнесла Лула.

Гавриил расхохотался, насколько позволяла боль в грудной клетке.

– А ты презабавная! Лула… Что значит твоё имя? Какая-нибудь «мечта»?

– Цветок жизни…

Гавриил поднял брови вверх и устало откинулся на подушку.

– Ладно, полежу немного еще… Может, споёшь? Цыганские песни развесёлые, мне как раз такой сейчас не хватает…

Лула присела на край кровати, устремила взгляд в освещённое луной окно и тихо запела.

«Осень прогея. Со текерав манго? На дерпэ нисостыр, мэ кэ ту явава и тире калэ якха мэ удыкхава…»

Разглядывая профиль, Гавриил усомнился в её цыганском происхождении – прямой нос, изысканные черты лица, светлая кожа, словно кистью нарисованный контур губ.

Бархатный голос проникал в душу, защемило внутри от тоски, которая вновь воскресала в чувствах.

– Я ж просил разудалую, а ты как кошка звуками мучаешь… о чём спела-то?

– Осень прошла. Что делать мне? Не бойся ничего, я к тебе приду, и твои глаза я увижу. Я их долго искал и нашёл!

– В общем, муть… как обычно… экипаж найми!

Она покорно вышла.

Через четверть часа возничий помог ему спуститься со ступенек первого этажа. Она молчала, наклонив голову, когда он усаживался в пролётку.

– Ну-ка, подойди ближе.

Он дотянулся рукой до её лица, бесцеремонно приподнял за подбородок и пристально посмотрел в глаза. Она беззвучно плакала.

– Ишь ты, театралка… – благодушно произнёс Гавриил. – Зачем за мной следила, я так и не понял… денег тебе не надо, в чем кураж-то?

Лула, приподняв опущенные ресницы, сверкнула взглядом на слова советника.

– Плохо тебе живётся… Ни во что ты не веришь, – она вдруг снова перешла на «ты». – Никому ты не веришь! Похож на сыча… только шкура дорогая, а внутри бутыль… выпитая… Пусти! Не надобно мне ничего от вашего высокоблагородия, – с вызовом произнесла она.