Владимир Тучков - Поющие в интернете (сборник)

Сергей, которого природа, вопреки пьяному зачатию, а может быть, и благодаря ему, щедро наградила нечеловеческой способностью адаптироваться к любым формам жизни, уже в пятнадцать лет начал делать комсомольскую карьеру. Потому что это был единственный способ побега из кошмара богом забытого гарнизона. Не сомнительные компании с портвейном и острыми выкидными ножами стали его повседневностью, а пламенные общие собрания и заседания бюро школы, где не по годам смышленый юноша жег сердца однокашников пламенными речами о самом главном, придумывал эффектные мероприятия по повышению идеологической грамотности и борьбе с любыми проявлениями чуждых веяний, зорко следил за отчетностью и собираемостью взносов.

В шестнадцать он был уже первым секретарем комсомольского бюро школы, с семнадцати до восемнадцати руководил комсомольской ячейкой фабрики по производству бензиновых паяльных ламп, с восемнадцати до двадцати внедрялся в армии в ряды компартии. А затем, после демобилизации, не тратя время на поездку в ненавистный родной городишко, сразу же обосновался в горкоме ВЛКСМ областного города в качестве инструктора по идеологии с параллельной заочной учебой в высшей партшколе.

Через три года наступило горячее время перестройки. Будучи уже третьим секретарем, Сергей, никогда не бывший догматиком, прекрасно сориентировался в новой исторической ситуации, которая вместо административного господства над народными массами сулила финансовое могущество. И бывший пастырь советской молодежи вместе с тысячами своих коллег встал в новую колею, из которой выпихнуть человека, осознавшего свою новую избранность, могли лишь исключительные обстоятельства.

Короче, жили в ту пору весело: весело открывали кооперативы, благотворительные фонды, не облагаемые налогом, весело налаживали связи с зарубежными компаньонами, весело пили доселе неведомые напитки, весело ежемесячно меняли секретарш, весело обогащались. Причем это искрометное веселье, зиждившееся на определенном социальном статусе, на стартовом комсомольско-партийном капитале, на ничейном богатстве Советского Союза, не омрачалось не то чтобы заказными убийствами, но даже и конкуренции-то тогда, по сути, не было. Всего было навалом: подходи и бери.

Затем, правда, спустя лет пять, лошади уже начали скидывать неловких седоков под копыта бешено мчавшейся по необозримым российским просторам орды, звенящей золотыми нагрудными цепями, верещащей пейджерами и мобильниками, полощущей на ветру, словно штандартами, полами малиновых пиджаков. То есть стали и душить, фигурально, конечно, выражаясь, друг друга, и дырявить черепные коробки, а также минировать автомобили, подключать к бассейнам высокое напряжение, подкладывать в постель спидоносных телок, закапывать живьем в ближнем Подмосковье, etc.

Сергей, как и положено хозяину жизни, прошел все эти ступени развития общества. И в конце концов приобрел искомое могущество и значительную устойчивость собственного бизнеса. Его даже допустили в круг избранных, которым позволено делать взносы в общак, предназначенный для содержания председателя одного из думских комитетов.

Однако дикий крик «Твари, подъем!» не отпускает его и поныне. Нет-нет да и приснится их убогая комнатенка и страшный отец.

Поняв, что никуда от этого воспоминания уже не деться до конца дней своих, Сергей года четыре назад решил использовать этот сильный раздражитель для скрашивания своего досуга, уже довольно давно ставшего монотонным. Поскольку те примитивные развлечения, которые предлагают состоятельным господам толпы шоуменов, хозяев кабаков, казино и публичных домов, модные театральные режиссеры и бездушная голливудская киноиндустрия, – все это адресовано совсем уж кретинам, годовой доход которых не превышает сотни штук баксов.

Поэтому Сергей стал культивировать у себя в особняке образ покойного отца. Подыскал четверых совершенно безответных бомжей, не обремененных алкоголизмом, которые были из прежних, из порядочных. Вымыл их и одел во все чистое. То есть в форму советского капитана внутренних войск образца семидесятых. И постригли их по образу и подобию незабвенного папаши. И тем же самым «Тройным» одеколоном спрыснули, чтобы злость вползала в сердце Сергея не только через глаза, но и через ноздри.

Эти люди стали ему прислуживать, выполняя немудреную домашнюю работу типа принеси, подай, унеси, убери. Конечно, не все сразу, а по очереди: каждый из них дежурил сутки, а потом отдыхал. Но не потому, что работа была такая уж тяжелая. Тяжелы были хозяйские кулаки, которые он то и дело пускал в ход при возникновении малейшей ассоциации с его чудовищным детством.