Геннадий Тарасов - Нивей и Аурей. Повесть

Борисович сжал руку воришки стальными пальцами так, что затрещали кости и, вывернув ее вдоль оси, сам повернулся к пройдохе лицом. Не выпуская добычи, Чума невозмутимо наблюдал, как на физиономии его противника проявляется и костенеет гримаса боли. Когда глаза карманника стали совсем стеклянными, Чума решил, что приложенных усилий достаточно, и отпустил того на свободу.

– И кто из нас лох? – полюбопытствовал он.

Воришка отскочил шагов на пять, вытаращив глаза и тряся рукой. Из освобожденной ладони выпала и, звеня и подпрыгивая, подкатилась прямо под ноги Чуме остро, словно бритва, заточенная монета, которой карманники пользуются для разрезания покровов и преодоления пределов.

– Ек-королек! – обрадовался Борисыч. – А вот и писка!

Носком своего шлепанца-говноступа он придвинул монету к себе и наступил на нее.

Сжимая левой рукой поврежденные пальцы правой, по которым струилась и капала на землю кровь, вор зло смотрел на Чуму. Был он худ, горбонос, а под острым подбородком двигался большой, как согнутый палец, кадык. Довершала картину тонкая стальная спица, воткнутая, словно большая игла, в штанину его брюк, вороненный блеск которой бывалый автослесарь разглядел сразу. В общем, натуральный волк-трехлеток, загнанный в угол и жаждущий мести.

Тип зло смотрел на обидчика, из-под короткого козырька пляжной кепочки его глаза кололи, словно еще две отдельные стальные спицы. Но явная и неприкрытая угроза, похоже, лишь забавляла Чуму. Откинувшись спиной на прилавок и вальяжно разместив на нем локти согнутых рук, причем в левой продолжая сжимать пучок базилика, Борисыч насмешливо следил за ритуальными движениями противника. Зеленщица за его спиной, чутко уловив, что что-то нарушилось в привычном порядке вещей вокруг нее и идет не так, как обычно, замерла настороженно, приглушив дыхание и прижав ладонь к груди.

Карманник, зыркнув по сторонам, коротко и негромко, на особый манер свистнул сквозь зубы. И тотчас вскипели, забурлили воды людского моря и, в ответ на призыв, из разных углов рынка пробились и стали рядом, похожие на него, как братья, только одетые в разную, хоть и однотипную одежду, еще четверо. И у каждого, как отметил Борисыч, в правой штанине притаилось до поры по спице.

Пострадавший на работе кивком указал на Чуму, и братки, сжимая полукольцо, двинулись к нему на сближение.

Лицо Александра Борисовича не дрогнуло и не изменилось в цвете, только улыбочка на нем съехала немного к левому уху, как на маске, что, как ни крути, не предвещало желающим поговорить именно легкого разговора. Выждав еще мгновение, Борисыч снял правую руку с прилавка и по локоть запустил ее в пузырящийся карман своих брюк. Покопавшись, он нашел там то, что ему было нужно, и решительно извлек на свет Божий двухсотграммовый слесарный молоток с короткой, перепачканной черной смазкой лоснящейся рукояткой. Инструмент удобно и тепло лежал в привычной к нему ладони. Покачивая молотком, напрямую, на клеточном уровне ощущая его вес и надежность, Чума откровенно любовался инструментом, словно лаская и оглаживая его взглядом. А когда, налюбовавшись, он оторвался от созерцания слесарного артефакта и поднял глаза, в непосредственной близости перед ним уже никого не было.

Никаких братков, с их спицами в штанах и кривыми осколочными ухмылками.

Словно и не было никогда.

Почувствовав, что его кто-то трогает за плечо, Борисыч оглянулся.

– Слышишь, парень, – сказала ему торговка, – раз уж ты с молотком оказался, забей мне тут гвоздь, а то всю ногу, окаянный, мне расцарапал. А травку ты, эта, так бери. За работу.

Борисыч улыбнулся. Жизнь хороша, подумалось ему, так хороша, что нельзя пренебрегать и малой ее крохой.

– Ек-мотылек! – выдохнул он в пространство и любовно посмотрел на базилик, подняв его на уровень глаз и поворачивая так и сяк.– Показывай, тетка, где твой гвоздь!

Борисыч заботливо подхватил с земли пакет с провизией и, оббежав прилавок, юркнул под него. Ну, чисто юноша.

Через мгновение тетка взвизгнула.

– Ой-юшки! Это не гвоздь! Что же ты меня за колено трогаешь?

– А как иначе гвоздь найти? – спросил из-под прилавка Чума.

– Гвоздь там, – подсказала гражданка, – левей… И выше.. выше… Ой, чума…

– Нет, ты видел, как он с этими, в кепочках, разобрался? – восхищенно испросил мнения напарника Аурей.

– Занятный индивид! – согласился Белый.

– Занятный! – взвился Рыжий. – Занятный вон, тот, что по карманам тырит… Тебе, я вижу, не угодить!