Сергей Аман - Всё будет хорошо, мы все умрём!

Звонок из милиции о ДТП на трассе М-4 «Дон» приняла жена. Дальнейшим – привозом тел, оформлением всех похоронных бумаг и самими похоронами с поминками – занималась тоже она. Я лежал на диване и тупо смотрел в потолок. Только на кладбище сумел себя заставить дойти. Стоял, держась за руку жены, у двух закрытых гробов в толпе родственников и папиных сослуживцев и ничего не ощущал. Только пустоту. Из летнего отпуска на работу я не вышел. В первый месяц после похорон жена подсаживалась ко мне на диван и говорила какие-то ласковые слова, поглаживая меня по голове. Во второй стала говорить, что надо приходить в себя, что жизнь продолжается, что у меня сын, что работа, на которую она всё же устроилась, денег почти не приносит и надо думать о семье. На третий заявила, что так больше продолжаться не может, надо продать квартиру, чтобы ничего не напоминало о родителях, говорят, это помогает, и она начинает заниматься этим. На четвёртый… на четвёртый она мне сказала, что хочет развестись со мной.

И скоро всё стало происходить с невероятной быстротой. Она сводила меня в загс, и мы развелись – по обоюдному согласию разводят сразу, а я не противоречил. Как раз подошёл полугодовой срок, когда родительскую квартиру нужно было перерегистрировать на себя, этим тоже занималась жена, привозя меня только на подпись документов. Раздел квартиры состоялся не через обмен, а через продажу нашей и покупку двух других. Так что у жены осталась ещё приличная сумма в долларах и двухкомнатная где-то на Павелецкой, а я оказался лежащим на диване в хрущобе в Перово. Правда, диван остался прежним – жена часть мебели оставила мне и даже помогла перевезти. Кроме того, выделила мне небольшое количество дензнаков на первое время. И забыла о моём существовании. А я провалялся на диване ещё месяца полтора-два, иногда выходя в магазин и покупая водку с нехитрой снедью и по чуть-чуть потребляя всё это. Я лежал, смотрел телевизор и думал, что спиваюсь. Время тянулось муторными днями и ещё более муторными ночами. И всё же спиться мне не удалось.

Мне позвонил Андрей Гусев и предложил за приличные деньги включиться в выборную кампанию одного нашего общего знакомого. Вернее, это предложили ему, Гусеву, но он был занят своими писательскими делами и адресовал это заманчивое в финансовом смысле предложение мне. Мои финансы уже пели романсы. Мой институт к этому времени расформировали и куда-то включили как филиал, возвращаться было некуда, и я принял предложение товарища писателя. Я вдруг ощутил потребность в движении. Видимо, время, выделенное природой на восстановление центральной нервной системы путём лежания на диване, закончилось. И я не сразу, но всё же вошёл в ритм предвыборной гонки. Это было весьма занимательное предприятие. Периодически встречаясь с Андреем, я рассказывал ему о всех перипетиях тогдашней политической борьбы в глубинке, где баллотировался наш знакомец, в подробностях, и он потом эти подробности использовал в своём романе «Российская история-95». Так что его предложение пошло на пользу нам обоим.

С Гусевым мы познакомились ещё в восьмидесятые, ко гда я решил заняться велосипедным спортом и пришёл в велоклуб на Пресне. Андрей, который старше меня больше чем на десять лет, занимался там уже давно и серьёзно, участвуя в различных веломарафонах. Худой, высокий, неторопливый в движениях, он казался флегматичным субъектом, и только велогонки проявляли его истинный темперамент. Тогда мы были знакомы шапочно. Я выдержал спортивный стиль жизни недолго и вскоре забросил велосипед, решив писать статьи в газеты, и мы потеряли друг друга из виду. Однако в девяностые, столкнувшись в одной из газетных редакций, возобновили знакомство. Он уже издал свою первую книжку, кстати, тоже оставив спорт, и работал специальным корреспондентом «Российской газеты». Тут у нас оказалось гораздо больше совместных интересов, чем в велоспорте, да и разница в возрасте стёрлась, и вскоре мы уже могли общаться друг с другом часами. А к нашему времени, ко второй половине нулевых, он вообще оказался моим единственным другом.

Нас было пятеро неразлучных друзей во дворе моего таганского дома, где я вырос. Мы держались одной стаей, и никто из дворовых не решался нас задеть. Это было, как говорится, чревато. Я был самым спокойным в этой пятёрке и до последнего сдерживал своих неуёмных друзей. Первым нас покинул Володька, уйдя сначала в военное училище, а потом в Афган, откуда вернулся в запаянном цинковом гробу. Ещё двое, Серёга и Витёк, упокоились на кладбище в девяностые, когда Россию делили и верхи, и низы, а они из боксёров переквалифицировались в бандитов. Последнего из оставшихся, Генку, доедала водка. Я первое время пытался как-то его вытащить, кодировал пару раз за свои скудные копейки, даже возил вшивать торпеду, но хватало Генке ненадолго, а после того, как он развязывал, становилось всё гораздо хуже. Смотреть на это я уже не мог и заходил к нему теперь совсем редко.