Из ваших ненужных минут можно создать целую жизнь, отдать тому, кому не хватает времени, при этом сэкономить ваши нервы и силы. Вы получите деньги прямо сейчас. Почему нет? Это совсем не больно».
Я проснулась в холодном поту.
Почему чувства во сне ярче, сочнее, отчетливее? Наверное, потому что подсознание чисто и открыто, не зашоренно будничностью, не заперто страхами.
Сон показывает, на что способна наша душа, какой эмоциональный диапазон мы можем задействовать. И наша задача в реальности – вытащить эти способности наружу.
Мой озноб пробуждения пронёсся, кажется, по моим соседкам: я сидела между двумя тётушками в самом удобном ряду – первом. Было куда сложить ноги, до туалета недалеко, а ещё нас постоянно навещали дети, которые не могли высидеть и получаса на своих местах и тянули за собой полусонных пап-мам на прогулку по салону.
Правая соседка принялась отпаивать меня чёрным, как задница дьявола, кофе, а другая отрезвлять чёрным же шоколадом. Никто из них не хотел есть мои шоколадные конфеты с орехами, дамы признавали только чистый продукт, видимо.
Впрочем, они оказались вовсе не занудами. Пышноволосая светлоглазая Тамара, летевшая к дочери в Фигерас, или в его окрестности, рассказывала о том, как съездила в Питер на встречу выпускников спустя сорок лет после окончания вуза. Как ходила навещать дом, где в семнадцать ей была отведена маленькая комната с её любимым подоконником, как трогала стены университета и прогуливалась теми же путями, что и все студенческие годы.
Анжелика, цепляющая выпученными глазами и орлиным носом, жаловалась на авиакомпанию, рассказывала про вчерашние поминки недавно умершей подруги, сыпала историями из жизни и сетовала на сына, которого вырастила одна, а он поступал в МГУ три раза без чьего-либо вмешательства, и был отчислен столько же, поскольку ему лень на лекции ходить:
– Вот ты – девочка-умница! Мало того, что заработала на свою машину, так не побоялась продать и махнуть одна в чужую страну и надолго. У тебя всё получится.
Да, я продала своего маленького дракона, на котором летала пять лет. Как только выплатила кредит до конца. На следующий же месяц купила билеты.
Мы смотрели на Пиренеи, которые принимали за Альпы. А может быть, это были Альпы. Тётушки щебетали, желали мне всего, чего я так хотела.
Самолёт сел, а я всё никак не могла выйти с первого сидения: мой рюкзак был слишком тяжёл, чтобы я вытащила его сама. Перегородив дорогу белобрысому здоровяку, я вскричала: «Помогите, пожалуйста, а то я никогда отсюда не выйду!» Он помог, и наконец моя нога ступила на неизведанную заграничную землю. Нога в двух носках и осеннем сапоге. Тело в трёх кофтах и пальто. На дворе плюс тридцать. Тётушки уже давно убежали, я одна. Кругом – Испания.
Паспортный контроль оказался мучением: после того, как я не сказала по-испански год своего рождения, несмотря на то, что идеально произнесла день и месяц, меня отправили дожидаться повторного собеседования. Блин. Неужели отправят назад? Учитывая мой московский уик-энд, не мудрено. Я не могу позвонить никому с российской симки, роуминг ещё не очухался.
Двести моих соседей по самолёту протекали мимо со счастливыми лицами и заветными печатями в маленьких книжицах. Из плотного блока перед турникетом они распадались на десятки кусочков, словно этот блок перемалывали в мясорубке. Минуты тянулись долго – хоть продавай.
Кто-то говорил: «Всё нормально будет, сейчас пропустят». Кто-то улыбался. Ко мне отправили ещё двух неудачников. Наконец меня призвали к повторному собеседованию: поставили перед окошечком. Человек в форме ещё не успел раскрыть рот, как я вывалила на него поток испанско-английской речи:
– Я учила испанский, просто, когда вас увидела, заволновалась…
– Все нормально, у вас есть бронь?
– Нет, я еду к друзьям в Л’Эстартит.
– Отлично, – короткий диалог был разбавлен постоянными «ноу проблем» и «окей».
Но заветная печать всё никак не желала поцеловать мою бумагу.
– Как долго вы собираетесь гостить у своих друзей?
Если скажу, что три месяца… Он же не сможет проверить:
– Две недели.
– Окей, – бум, печать наконец добралась до цели.
Я вышла красная и потная получать багаж, рыскала глазами и вдруг услышала:
– Кэри!
Обернулась и впервые в жизни увидела её.
Мой испанский сосед – знатный травокур.
Когда выхожу на балкон, и там никого нет, я глазею на море, звёзды или гору. Он появляется как-то бесшумно, обычно когда я делаю дурацкие вещи: смеюсь в небо, напеваю детские песенки, прыгаю или накручиваю на голове смешной пучок.
Читать дальше