Михаил Александров - Честь имею… капитан Волошин. Сборник рассказов

Но было видно, что ему грустно, всё-таки почти две недели вместе. А команда, между тем, по команде майора отправились за ворота военкомата, в сторону вокзала, служить музыкантами.

***

Толстый майор с лирами в петлицах, перепоясанный портупеей, сказал перед строем короткую речь. Разношёрстная команда, одетая в основном в поношенные фуфайки и кирзачи, выслушала, не узнав ничего нового, да и что тут узнавать, и так всё ясно. Служить мы нашей команде предстоит музыкантами, непременно в Москве. Что, в общем, в своей речи майор и подтвердил:

– Товарищи призывники, вы поступаете в распоряжение представителей войсковой части 65… и отправляетесь к месту службы. Сейчас мы пешим порядком выдвигаемся на железнодорожный вокзал. Там вам будет выдан сухой паёк, согласно нормам питания военнослужащих, далее на электричке мы следуем до Москвы, о дальнейших передвижениях будет сообщено дополнительно. Во время всего пути следования соблюдать воинский порядок и дисциплину, выполнять все распоряжения представителей части и назначенных командиров отделений. Употребление спиртных напитков строго запрещено, отлучаться без разрешения, даже в туалет, запрещено, вступать в разговоры с гражданским населением не желательно, – закончил майор и после небольшой паузы уже не по-военному добавил. – Теперь, ребята, вы уже не призывники, а солдаты. Ваша гражданская жизнь осталась в прошлом, поэтому ещё раз прошу, дисциплина и дисциплина. На время следования мы не команда, а маршевая рота. Всё понятно? – и, обернулся к своим сержантам, – командуйте!

Сержант постарше и поменьше ростом зычно скомандовал:

– Направо, шагом марш!

Сержант помоложе оказался впереди колонны, маршевая рота нестройными рядами покинула территорию Калининского военкомата.

До Москвы доехали быстро. В электричке вели себя довольно прилично, заняв целиком первый вагон. Тем более что сержанты перекрыли своим присутствием вход и выход. Особо нетерпеливые начали вскрывать выданный сухой паёк – не потому, что голодные, а так, из любопытства. В пайке оказалось по пачке галет и три банки без этикеток. Узнать о содержимом пришлось путём вскрытия. У кого-то нашёлся нож, и дело пошло. В двух банках была каша неизвестного названия, то ли рис, то ли перловка, а вот в третьей, чему все от души обрадовались, – сгущёнка. Увидев такое богатство, Мишка Косарев засиял, как труба, на которой всем предстояло играть.

– Ничего себе, хорошо музыкантов кормят, – забасил он, – это что же, каждый день будут сгущёнку давать, так служить я согласен, хоть сколько.

– А ты думал, – обрадовался Воробей, – музыканты – это не пехота какая-нибудь, даже не ракетчики, – бросил на Саню ехидный взгляд, – им наверняка особый паёк положен, они вон на парадах, всегда впереди.

Воробей был важный, его назначили командиром одного из десяти отделений маршевой роты, даже в росте как будто подтянулся и пытался командовать, правда, по привычке больше балаболил. Волошин в этот раз в начальники не попал, его знания в военной области пока были не востребованы.

– Ребята, я свою сгущёнку сейчас съем, – решил Косарев, – как приедем, нам же ещё дадут, ну, накормят уж точно, что её жалеть, раз особый паёк будет.

– Давай прибережём, – попытался Саня отговорить товарища, – неизвестно, когда приедем, майор сказал, от Москвы ещё куда-то.

Да и к сгущёнке, в отличие от большинства, Саня почему-то был равнодушен.

– Куда от Москвы-то? – не согласился Мишка. – Все парады в Москве.

– Ну, может, в Подмосковье куда, – поддержал товарища Воробей, – не сразу же на парад, подучить сперва должны, на трубах-барабанах играть, – но отговаривать Косарева от съедения сгущёнки не стал, и тот отправился в очередь за ножом.

В Москву приехали вечером, с Ленинградского вокзала перешли на Ярославский и заняли воинский зал. Майор оставил с командой молодого сержанта, наказав никому никуда не отлучаться, а сам с другим сержантом, постарше, ушёл.

Призывники сидели без дела, обсуждали перспективы будущей службы, кто-то хрустел галетами, продолжая уничтожать паёк, кто-то начал дремать. Воробей же, покрутившись по залу, подсел к сержанту и о чём-то с ним разговаривал. Потом подскочил к нам, весёлый и возбуждённый, и затараторил:

– Пацаны, у кого деньги остались? Я с сержантом договорился за пирожками сбегать, сказал, что наш солдат Косарев голодный всё время, здоровый потому что.

– Пирожки – это хорошо, – оживился, задремавший было, солдат Косарев.