Зарина Судорина - Жертва для Локи

Разговора теперь им хватит на двадцать минут – пока обсудят нынешнюю непрочную власть: «Ах, Акаев, Ах, Бакиев…», пожалуются друг другу всласть и разойдутся. Бабулька пойдет по солнечной улице, войдет в калитку, тут же плеснет коту молока, остальное поставит кипятить, а тем временем любимый сериал уже идет…

Эх, мне вдруг захотелось оказаться на ее месте. По крайней мере, ей, несомненно, плевать на лицемерных коллег, грядущий развод, зашкаливающие эмоциональные срывы и гормональные всплески. Но если, конечно, это из телевизора, тогда да… А вот поликлиника, в которой вырастают наши дети, как выросли и мы. Вот мое имя на заборе, хотя прославляют совсем не меня.

А вот наглый дяденька характерного поведения. Благоухающий свежим перегарищем, сгоняет с сидения ребенка, заваливается, вынимает из кармана «Арабу» 7 7 Оппозиционная газета и начинает медленно, негромко вслух по-киргизски читать ее по слогам…

Иногда хочется спросить каждого члена этого «нового общества»:

«Дяденька, а Вы откуда? Сколько живете в этом городе, и стал ли он Вам родным? Помните ли вы его таким, каким помню его я: цветущим, молодым и очищенным от подсолнечной кожуры, от ваших харчков, сморчков и блевотины? Он тогда так и назывался – Фрунзе, что по-молдавски значит «Зеленый». Жители этого чудесного зеленого города извинялись, нечаянно задев вас локоточком, говорили «спасибо» и «пожалуйста» и не выкидывали из такси и маршрутки за то, что ты другой национальности…

…А почему бы вам, батенька, не вернуться в родные горные пенаты, задабривать и удобрять скупую в тех краях землю и оставить нас, обыкновенных киргизов и русских, плохо изъясняющихся на диалектах госязыка, жить как умеем. Этот город был моей родиной. Когда в нем не было вас…»

Но, разумеется, этого я не сказала: мой бюджет не предусматривал починку сломанного носа.

Соседка тетя Айжан, кстати, коренная фрунзенка, заходит в маршрутку и, видя меня, улыбается. Протискивается ко мне на заднее сидение. Отчего-то говорю, что еду на работу. Беседовать о прелестях бывшего совсем не в настрое. Да, да, вот лучше о фен-шуй и прочих радостях.

Внезапно она наклоняется к моему уху:

– Знаешь, Варька, как жить стало страшно после революции, – делится глухим шепотом, – вот передаешь деньги и, если говоришь по-русски, как на тебя нападают все! Ты что, родного языка не знаешь? Орус 8 8 русский (кирг.). что ли какой? Как начинают орать, чуть не с кулаками. А я, да и дети мои, все в русских школах учились, нам проще по – русски говорить. В быту-то. Так, когда свои приезжают в гости, конечно, по – киргизски стараемся. Не особо умеем, конечно…

– Ничего себе.

– Да. Вы-то хоть уехать можете, а нам куда? Я хоть и киргизка, а вообще поражаюсь, кто понаехал, что со страной, с городом становится, в помойку превратился, и все злые такие. Южные против северных, чуйские против ошских. Уже и так всю страну располосовали, было бы что делить. Вы уезжать не собираетесь?

– Собираемся, да всё никак не соберемся…

– Да что здесь – у Бакиева, оказывается, семь братьев, (смеемся) – все нахапают, потом сменятся. Нашелся бы патриот какой, как Путин, да никому же не хочется пост терять…

Я киваю. Бесполезные маршруточные разговоры.

– Ладно, Варвара, привет своим передавай.

Она встает, обращается к сидящему рядом:

– Кечерисиз, сиз тушосунбу? 9 9 Извините, Вы выходите? (кирг.).

Провожаю ее взглядом. Грустно. Но и радостно: при выходе имею полное право обойтись своим: «Разрешите?»

Еду дальше. Открываю окно, пытаясь спастись от духоты и человеческой вони. Меня тошнит. Часто тошнит. На расстоянии руки от меня и всё же в другой реальности, на остановке бабка бормочет себе под нос: «Вот что при Акаеве было, то и сейчас при Бакиеве продолжается…» Стоит на обочине, дожидаясь зеленого. И вдруг резко выходит на дорогу.

Рванувшая маршрутка слева задевает ее капотом и, наплевав на завалившееся тело, набирает скорость. Наши и те пассажиры выворачивают шеи, пытаясь видеть конец истории. Тело, пошевелившись, встает и идет дальше по оживленной дороге, ничуть не мешая мчащимся мимо.

От приличного толчка на сидении передо мной резко вскидывает голову спящий пьяный парень. В кармане у него давно трезвонит мобила. Срывающимися пальцами открывает телефон и начинает плакать.

– Ооба 10 10 Да… … Апа 11 11 Мама… мама (кирг.). … апа. Асель 12 12 Имя девушки украли. Свадьбы не будет. Я вчера всю ночь бухал. Не знаю, что мне делать, куда я еду. Я даже не знаю, где я.