Сергей Круглов - Записи-1. Избранное из ФБ, 2014–2018

Чего-то вдруг вспомнил ни к селу ни к городу…

В оные дни моего первосвященства (когда то есть я только-только стал священником) освящал я дом. По всем комнатам мы, как положено, поставили свечи, а поскольку подсвечников не было, то поставили свечи в пластмассовые стаканчики. Свечи горели во всё время освящения, потом мы их погасили, а одну – в комнате, где жил сын хозяйки – забыли… После освящения мы предались увлекательной никодимовой беседе, из серии: «2538 недоумённых вопросов к батюшке». Беседу нашу прервал запах гари: непотушенная свеча, догорая, расплавила стаканчик и подожгла письменный стол. Стол мы погасили. Мне, помнится, было страшно стрёмно за свою рассеянность, но хозяйка (неофитка) была просто счастлива. «Вот!! говорила она. Это потому что он у себя в комнате слушает этот бесовский рок металлический!!… Вот говорила я ему – вот оно и доказательство!… не терпят бесы святыни!»

мело мело во весь предел (сиречь в пределы) свеча сгорела стол сгорел свеча сгорела

Говорили о чуде.

Урс фон Бальтазар: «Чудо – слово для глухих».

Или слова Наталии Трауберг о том, что мы не понимаем происходящих событий, в том числе чудес, потому что смотрим с изнанки и видим узелки и торчащие нитки, но если зайти с лицевой стороны, мы увидим, что ангел вышивает полный смысла и красоты узор.

«Я не понимаю Бога, не понимаю Его заповедей, не понимаю Его действий!»…

Конечно, не понимаешь, ты же человек. А Он – Бог. Он тоже не всегда тебя понимает (хотя всегда любит).

Но что же делать? – а не стой на месте. Иди вперёд (ползи; лежи, якоже рече поговорка, головой в ту сторону). В то место, из которого когда-то ушёл со скандалом, в жалком и смешном опоясании из драных листочков календаря, пытаясь, в приступе гордынной тошной стрёмности, прикрыть нелепый свой прилипающий к взопревшим ляжкам от натужной ходьбы по земле, уже наполнившейся всходами ждущих язвить тебя волчцов, уд, вдруг ставший неким возбухше наполнившим окоём смысла свинцовым приковывающим долу центром тебя, в который – мнится – так осуждающе и насмешливо уставились непадшие (они не знают, что это – «пока ещё», что и их ты потянешь за собой, и их слёзное ожидание «откровения сынов человеческих» и твоего преображения ещё ох как впереди…) небо и земля и ангелы и животные тысячью биноклей на оси, – иди в место встречи Отца и ребёнка.

В то место ОБЩЕГО, в котором восстанавливается общность-в-любви, и в котором в единый смысл восходят, сбрасывая чешую, шелуху, коросты греха и бессмыслия, смысл человеческий – и смысл Божий.

Это место я вижу как, например, знаменитое касание, запечатлённое Буонаротти.

и всё былоя…)))

Вспомнил – давно это было – двух горячих православных-неофитов, художников, которые как-то келейно выпивали, и один другому сломал руку в пылу разговора о том, чем отличается Ефрем Сирин от Исаака Сирина.

Старый фильм Павликовского «From Moscow to Pietushki», 1991 год.

(в том 91-м году, как раз на Сретение, умерла моя бабушка, баба Фая, человек, вырастивший меня своей нерассуждающей любовью… В тот год я впервые пытался креститься, не помню, почему. Пришёл в Спасский собор, купил крестик и свечку, простоял, ничего не соображая, всю Литургию, и вот уж священник созывает всех в крестильню… я не смог. Свечку поставил возле какой-то иконы, выбежал из храма, крестик унёс с собой. А через какое-то время узнал о смерти бабушки. От Минусинска до Богучан, где она умерла, далеко, с юга на север примерно 1 000 километров, ехать с пересадками железной дорогой через Красноярск; на похороны я не успел, успел только к свежей могилке. Снег в пометках хвойных иголок, мелкого древесного мусора, небо заштриховано ветвями сосен. Вокруг меня хлопотали – после дороги и всего еле стоял на ногах, дали мне стакан с водкой, я выпил, меня вырвало. Крестик я закопал в холмик, поближе к изголовью, чувствуя почему-то, что так единственно правильно…).

Металлический хрип Ерофеева, переговорный аппарат, соединяющий человека и благословляемый им, убивающий его, мир (дать приколотить себя к кресту, чтобы прочнее соединиться с сим возлюбленным миром, чтоб наверняка уже – вместе), утыкаемый в горло, как в usb-port.

Триумф его творчества, календарно недолгий. Ин триумф наш, ин триумф Божий. Премудрость, прОсти! (встань – ибо тостуемый Небом пьёт стоя, дрожа вцепившись распухшими шелушащимися пальцами в ноздреватый мусорный пристанционный снег). От Венедикта бессильнаго Евангелия чтение – вОнмем.