Татьяна Труфанова - Лето радужных надежд

Бесит, ну просто бесит! Богдана выводило из себя полуотсутствующее выражение на лице сына. Он никогда не мог понять, что оно означает: Степа скучает? Фантазирует? Тупит? Что это, черт побери? Какая-то маска из ваты, которую он носит не снимая.

Степа водил его по квартирам уже третий день, сразу после незадавшегося дня рождения начали. И по большей части именно такую баранью морду он делал в присутствии своего отца. Он был неизменно вежлив с Богданом (да, это некоторый шаг вперед после недавних раздраев). Вечером Богдан хлопал Степку по плечу: «Ну, бывай, сын!» – и тот отвечал улыбкой. Улыбкой столь же теплой, как скобка степлера. И Богдана это злило. Что ж ты за человек, сын! Есть в тебе хоть какая-то искра?! Хоть иногда нутро у тебя разгорается, хоть от чего? Или ты всегда такой, тюфяк «ни рыба ни мясо»?

Богдан хотел высечь эту искру, растормошить сына. Потому и про Деда Мороза выдумал. Нет, не совсем выдумал. Пачка гэдээровских подгузников была (оплаченная выигрышем на бильярде). Подработка Дедом Морозом была (без всяких приключений, потому что Богдан сразу сделал каменное лицо и сказал: «На работе не пью», а потом сделал одно исключение для французского коньяка). Даже ирландский волкодав был – у его приятеля; раскормленная до безобразия, ленивая скотина, слава богу, никогда на Богдана не покушавшаяся. Да, получается, не выдумал ничего, а всего лишь сложил факты в один пазл.

А почему про Деда Мороза? Кто его знает! Хотя… И вдруг Богдан вспомнил – вспомнил давний эпизод, сто лет не всплывавший в памяти. Это случилось, когда Богдану-Дане было лет семь. Кто-то подарил его родителям чеканное панно с ланью – точь-в-точь как в квартире, из которой они недавно вышли со Степкой – ну да, через эту чеканку и сработала память…

– Хорошо еще, не ковер с лебедями! – доносился из комнаты звучный голос отца.

– Люди меня отблагодарили, как сумели, Толя, – отвечала мать. – Вкус у них небезупречный, но подарок-то от души.

Даня знал, что его матери женщины часто дарят подарки, потому что она работает женским врачом и постоянно им помогает. Больше всего ему нравилось, когда маме дарили конфеты.

– Ты ведь знаешь, я не люблю пошлость, – сказал отец. – Унеси эту лань на работу. Договорились, Маюша?

Даня подошел к окну кухни, влез на табуретку и прилип носом к холодному стеклу. За окном было светло от свежего снега. Снег лежал рыхлым сугробиком на балконе, выбелил дорогу, превратил в черно-белую гравюру кроны деревьев за парковой оградой. Дребезжа, проехал троллейбус, оставляя за собой на белом два рельсовых следа. А вдруг в нем – Дед Мороз? Нет, глупости, он не может, как обычные люди, ездить на троллейбусах. Зачем? Ему достаточно стукнуть посохом, и он появится где угодно из снежного вихря… Скорей бы! Даня очень ждал его. В прошлом году Даня написал ему письмо (ну, тогда он почти не умел писать, ему помогла мама) – написал, попросил жестяной грузовик. И Дед Мороз принес грузовик, не подвел. В этом году Даня тоже писал письмо. У него были большие планы на Деда Мороза, поэтому он сегодня с утра не находил себе места, даже не пошел гулять во двор, а только спрашивал каждые полчаса: когда, когда же Дед придет?

Наконец в дверь позвонили. Первой вошла Снегурочка – высокая блондинка с очень бледным лицом и ярко-голубыми веками, она выглядела строгой и серьезной. За ней вошел в прихожую большой, не столько высокий, сколько широкий Дед – в красной шубе с белой оторочкой, с лицом как помидор, которое казалось еще красней из-за белой бороды. Дед шумно, сипло дышал и принес с собой какой-то кисловатый и будоражащий запах. (Даня подумал, что волшебник похож сейчас на дядю Геру, полного приятеля отца, когда тот выпьет… Но ведь Дед Мороз, наверно, не пьет?) Дед держал свою шапку в руке, он вытер ею пот со лба и громко сказал: «Умаялся я. Ну! Несовершеннолетние в доме есть?»

Отец нахмурился, будто Дед Мороз чем-то провинился перед ним. Мать, из-за которой выглядывал Даня, чуть слышно насмешливо хмыкнула. Даня смело вышел вперед и отрапортовал: «Я!»

Волшебный Дед подмигнул ему и повернулся к маме:

– Хозяйка, нальете? – Мать вскинула бровь и Дед Мороз тут же добавил: – Воды прошу.

Отец, по-прежнему чем-то недовольный, стал его поторапливать. Все прошли в гостиную. Дед Мороз волочил за собой по полу большой мешок, что-то в нем громыхало, и Даня замирал: это его, его подарок!

Снегурочка тут же села за стол, подперла щеку рукой и стала оглядывать всех непонятным Дане взглядом. Она быстро прошлась по отцу, матери, Дане, а потом стала вдумчиво разглядывать кресла, сервант, вазы, люстру, как разглядывают товар в магазине, прицениваясь. Ее пристальное, совсем не сказочное молчание угнетало Даню, а потом он понял: она замороженная! Потому молчит, потому такая бледная. В противоположность ей, красный Дед Мороз даже воду пил шумно, отфыркиваясь. Сев на стул, он широко расставил ноги, шуба его распахнулась, и выкатился вперед круглый живот в клетчатой рубахе. Рубаха была самая обычная, фланелевая, у отца была похожая, он в ней ходил на даче. Это Даню встревожило, но он тут же придумал, что рубашку Деду подарили в предыдущем доме – отблагодарили за подарки, от всей души, как говорит мама, пришлось ему снимать шитый серебром кафтан и надевать фланель. Раз так, пускай.