Мария Норд - В поисках Авалона

– Зачем? – непонимающе произнёс он.

– У него семья, – ответил я.

– А, ты это? – Энтус стряхнул налипшую на нож чешую. – Ты не думай. У нас всё по-честному. Эту рыбу ж ещё высушить, засолить надо. Вот, когда приедут закупщики, тогда мы снова всё в одну кучу свалим, а там будем разбираться.

– Ясно, – отозвался я. – Мистер Карбри…

– Меня все обычно тут дядюшкой Энтусом зовут, – перебил он. – Так привычней, парень.

– Так точно, – ответил я. – Дядюшка Энтус, расскажите, пожалуйста, чем здесь народ, вообще, занимается. Мне бы занятие какое-то найти.

– А это тебе чем не занятие? – отозвался он. – Приобщишься к промыслу, вот и всё занятие.

Я только молча кивнул, от всего сердца надеясь, что не задержусь здесь надолго.

Поселение, в котором я оказался, вряд ли значилось хоть на какой-то знакомой мне карте. Как Дахи успел мне частично рассказать, местное население здесь занималось, в основном, рыболовным промыслом. Ещё кто-то занимался плотницким делом, и, двое – кузнечным. На подобное население этого хватало. Женщины ткали полотна или делали украшения из шнурков, бус и глины, и каждой осенью, всё это вместе с рыбой различного приготовления, пенькой и ещё какими-то мелочами выставлялось в порту, где перекупщики (сложно назвать их купцами) сгребали всё это за мелкую цену, и поселение снова продолжало заниматься своим промыслом или ремеслом. И так из года в год. По воскресеньям все, как один, шли в местную церковь, как я успел заблаговременно узнать, католическую. Впрочем, дядюшка Энтус в один миг понял мою протестантскую принадлежность, однако лишь посоветовал об этом молчать, и исполнять местные законы. Я не противился.

Во всём остальном разногласий с местным населением у меня не возникало, по крайней мере, так мне казалось.

В тот вечер мы, как и обычно, втроём с дядюшкой Энтусом и Дахи, решив вознаградить себя за проделанный труд, зашли в портовую пивную, чтобы пропустить по кружке свежего эля. Я не особо был пристрастен к этому напитку, и не разбирался во всех тонкостях его приготовления, а дядюшка Энтус и Дахи вряд ли за свою жизнь посетили хоть одно другое селение, кроме того, в котором они жили. Однако они с полной серьёзностью и уверенностью заявляли, что здесь подают самый лучший на всех британских островах эль. Я делал вид, что искренно этому верю.

Портовая пивная больше представляла собой крытую площадь, на которой расположились двенадцать массивных столов со скамейками в два ряда и ещё несколько столиков впереди, у очага. Справа, в стороне, стояли шесть каменных скамей, образовавших большой шестиугольник, на которых местное население собиралось, чтобы просто посидеть и погорланить песни. Тут же ютилась пара лавочек с какими-то безделушками, но где можно было купить пеньку любого вида и в любое время. Ещё оставалось свободное место справа от двери, где довольно часто играла местная детвора, пока их отцы сидели и выпивали. Либо же на это место стаскивали столы из ближайших хижин, если здесь проходило какое-то всеобщее торжество.

Едва мы устроились за своим столом, как дверь пивной распахнулась, и в помещение вошли трое, уже несколько подвыпивших парней. Одним из них был Ултан, скольки-то —там-юродный племянник дядюшки Энтуса, и с которым мы были отчасти знакомы. Вторым был Патрик, троюродный брат Ултана. Третьего я не знал. Они устроились за соседним столиком, что-то весело и громко обсуждая, как вдруг взгляд незнакомца задержался на мне.

– Ты про этого говорил? – услышал я его вопрос.

– Да, – отозвался Ултан.

– Валлиец, – протянул первый с какой-то пренебрежительной ухмылкой.

Я прислушивался к дальнейшему разговору, чувствуя всё возрастающее напряжение.

– Ты только не вздумай, – бросил Ултан.

Шотландец, а тот, кто начал этот разговор был, именно, шотландцем, только что-то пренебрежительно хмыкнул в ответ, после чего поднялся.

– Эй, – он, пошатываясь, подошёл к нашему столу. – Чего ты здесь забыл, валлиец?

– Парень, тебе чего? – повернулся к нему Энтус.

– Дядюшка Энтус, – хмыкнул шотландец. – Я ничего плохого ему не сделаю. Я поговорить хочу.

– Протрезвеешь – поговоришь, – бросил дядюшка Энтус. – Ну-ка, сядь! Ултан! – обратился он к своему племяннику. – Угомони-ка своего дружка!

– Эмеш, – робко произнёс Ултан, впрочем, видимо, больше боясь своего друга, чем дядю.

Шотландец был высоким, широкоплечим, и, если бы не заметная полнота, я бы принял его за одного из тех горцев – воителей, которые, в своё время, во главе с Уильямом Уоллесом, дали незабываемый отпор англичанам.