Лорд Горан - Круто #быть_богом. Литературный марафон

Хрупкая женщина молилась в лучах лунного света, пробивающегося сквозь небольшое окно в тюремную камеру Тауэра. Сбивчивые слова молитвы прерывались безудержным рыданием, и она, роняя чётки на пол, то закрывала руками лицо, то беспомощно возводила их к равнодушному небу.

За спиной женщины, плавно покачиваясь в воздухе, висели два ангела.

– А действительно, за что он приговорил её к смерти? – спросил Ангел Второго Разряда.

– Измены, предательство, – ответил Ангел Первого Разряда.

– Но это же бред! Она из тех, кто влюбляется один раз.

– Анна Болейн также не смогла родить королю сына.

– Да, но она родила Генриху VII Елизавету! Величайшую королеву Англии!

– Он же об этом ещё не знает.

Ангел Второго Разряда возмущённо махнул крыльями:

– И что, мы позволим, чтобы ей завтра отрубили голову?

– Время такое, – спокойно произнёс первый ангел. – Люди уничтожают друг друга во славу ими же придуманного Бога, а потому они предоставлены самим себе. Я удаляюсь. Ты со мной?

Ангел Второго Разряда отрицательно покачал головой.

Как только его коллега растворился в воздухе, он перенёсся в опочивальню короля. На разворошённой постели мирно спала красивая, обнажённая девушка. Генрих VII сидел в кресле и задумчиво ел вишни. Сок спелых ягод стекал по его пальцам кровавой струйкой, грозясь измазать белоснежную рубашку.

– Отправят они меня за это к чертям, – зажмурился ангел и ткнул пальцем в спину Генриха.

Король выпучил глаза и поперхнулся косточкой вишни. Широко раскрывая рот, он усиленно пытался поймать воздух. И вдруг он ясно увидел перед глазами образ Анны Болейн, радостно бегущей ему навстречу в развевающемся платье. Король задыхался, а фигурка женщины по-матерински ласково улыбалась ему.

Ангел махнул крылом над головой короля и косточка прошла в горло. Изнемождённо откинувшись на спинку кресла, Генрих вытер со лба липкий пот.

Дверь камеры Анны Болейн открылась только после полудня. Констебль Кингстон зачитал королевский указ: признана сумасшедшей, приговорена к пожизненному заточению в монастыре. Вздох облегчения вырвался из уст женщины. Ангел Второго Разряда улыбнулся и исчез в воздухе.

6.12.1980.

Бог Омоиканэ размышлял. Ну а чем собственно еще заниматься, когда ты – Бог размышлений. В углу курились благовония, комната была наполнена ароматами сандала – для глубоких размышлений о мире в целом, и лотоса – дабы не забывать о приятных мелочах.

Звуки сямисэн (почему-то люди зовут её лютней) внезапно угасли под приближающейся волной рок-н-рола.

– О, предки! Опять она, исчадие музыкального ада – богиня Идзанами! Заходи уже. И, ради всего святого, выключи своих «Битлов»!

Двери в покои расходятся в сторону, перед ним, на коленях, склонив голову (не смешите, знаем мы цену этой «скромности»), она. Идзанами – богиня творения и смерти.

– Что привело тебя в мои покои?

– Слушай, Ом, тут дело – труба. Надвигается катастрофа. Мы должны, просто обязаны вмешаться. Это важно. И касается одной очаровательной японки. А мы своих не бросаем.

7.12.1980.

– Милая, не бери в голову, все будет отлично. Я этот план вынашиваю три месяца уже. Никакой осечки не будет. Я должен его убить, убить Джона!

– Марк, ты болен, – жена смотрит на Чепмена со смесью жалости и страха, – тебе нужно обратится к специалисту.

– Ты не посмеешь!..

Руки влажные, трясущийся палец набирает знакомый номер.

– Доктор, простите, что ночью. Он неуправляем, таблетки не действуют. Он может совершить нечто ужасное…

Неприметная машина частной психиатрической клиники «New garden» увозит Марка Чепмена в ночную мглу.

8.12.1980.

Они шли обнявшись. Оба худые, нескладные по отдельности и срастающиеся в одно целое при малейшем соприкосновении.

– Песня будет отличная. И ребята в студии профессионалы.

– Да. Только… Джон, я за твоих переживаю. Уже все говорят, что я разваливаю группу.

– Не волнуйся, маленькая. – Прижимает, целует в макушку, – все меняется, но музыка не заканчивается никогда. Все можно решить. Ведь ты сама говоришь…

– Занимайтесь любовью, а не войной, – закончила она, – слушай.

В ночной тишине из чьего-то окна лилось: " Imagine there’s no heaven…»

Омоиканэ удовлетворенно хмыкнул.

– Ладно, иди. И не благодари меня. Только кассету оставь, послушаю на досуге и с другими благовониями.