Ольга Журавлёва - Попытка облегчить боль. Маленькие повести о любви

Фамилия моих родителей была в городе слишком известна. Куда бы я не пришла, узнав мою фамилию, меня спрашивали: «Вы – дочка Михаила Ильича?» «Да», – обречённо отвечала я. Моей мечтой было – поменять фамилию и начать независимую самостоятельную жизнь. Данька был в курсе моих любовных отношений, он меня как-то и выдал родителям. Не специально. Те обалдели – глухонемой юноша? Ну и что, что он красив, как греческий бог. Ну и что, что у него нормальные родители. Это не имело значения. Имело значение только моё будущее, которое может разрушиться от союза с Митей. Поддерживал меня в этой истории только Савелий. Но против маминого напора и он не устоял. На семейном совете было решено – перевести меня учиться в другой город. Это было сделано довольно быстро. Я стала жить у наших родственников в Екатеринбурге и продолжала учиться. Письма Мите я отправляла регулярно, но ответов не получала – либо его письма перехватывали, либо он не писал. При расставании с родителями я пообещала выйти замуж за первого встречного. Даже если он будет простым сантехником. Это их не пугало. Лишь бы рядом со мной был нормальный и здоровый мужчина. Спустя три года я всё ещё была не замужем – первый встречный не попадался. Тоска по Мите не отпускала. В родной город я попасть не могла, потому что на всё лето меня увозили к морю, где я и прожигала жизнь, убивала время. Вместе с Данькой, он был приставлен ко мне в качестве часового. Потом он поступил в военное училище, и наши пути разошлись ровно на восемь лет. Правда, отпуск иногда мы проводили вместе. И нам бывало очень весело, что страшно раздражала всех его жён и девушек и моих кавалеров.

Спустя четыре года после расставания с Митей появился в моей жизни первый встречный, то есть мужчина, которому я отдалась. Отдалась просто так. Сдуру. А он захотел жениться. Я посмотрела на него оценивающе и трезво: парень – хоть куда. Высокий, красивый, умный – заканчивал к тому времени институт иностранных языков. Его звали Дмитрий. Дима. Митей я не назвала его ни разу. На почве всех моих переживаний у меня открылся дар – я начала рисовать иконы. Рисовала я их самозабвенно – каждый вечер. Днём-то училась. Дима сказал, что надо сходить в церковь – спросить – могу ли я этим заниматься. Старичок священник благословил меня на писание икон, освятил принесённые доски. Большую часть икон я подарила церкви, в то время религия только начала проникать в народ, до этого веривший в коммунизм. Но когда я вышла замуж за Диму, то иконы писать перестала. Сейчас в моей комнате висят три самых первых работы. Я смотрю на них и удивляюсь – неужели это моя рука вывела столь прекрасные лики? Если бы вдруг изменился мой образ жизни, я бы опять принялась за творчество.

Дима стал моим мужем, родители были довольны – и его и мои. Данька тянул курсантскую лямку. Димины родители купили нам квартиру в ожидании внуков. Наш сын не заставил себя долго ждать. Он родился через полгода после свадьбы. Мы назвали его Дмитрием. Митей. Жизнь была весёлой и грустной одновременно. Весёлой потому, что я имела собственного маленького Митю, который не давал скучать. А грустной потому, что рядом со мной существовал не тот мужчина. Вся эта весёлая грусть длилась довольно долго. За это время я закончила ещё и факультет журналистики. И профессиональная карьера стала основной целью моей жизни. Семья держалась на плечах мужа. Дима всё это переносил стойко. А на меня всегда смотрел с опаской, не знал, чего ждать в следующую минуту жизни. Когда у него появилась возможность уехать работать за границу, он позвал меня с собой. Я отказалась. Потому что военная журналистика манила и засасывала. Появилось профессиональное тщеславие, требующее удовлетворения. Дима уехал в Данию, прихватив с собой Митю, а я подалась на Кавказ – стала собкором одного из международных агентств. По сыну тосковала очень сильно года три. Хотя мы виделись каждое лето – я ездила в Данию в отпуск. И однажды я поняла, что это мне плохо, это я страдаю, а не сын мой Митя. Он выглядел вполне счастливым, изучал языки, занимался живописью. У него было хорошее здоровье. Отец не стеснял его свободы. Я – напротив, постоянно дёргала ребёнка, требовала отчёта о каждом шаге. Утомляла его своим присутствием. В один из моих приездов мы решили с Дмитрием развестись, потому что я честно призналась, что не любила его ни минуты. Он с трудом перенёс этот удар. Он-то любил меня. Любил нашего сына. А я оказалась предательницей. Всё дело было в том, что моё сердце могло вынести только одну любовь. Мы всё же решили встречаться, как прежде, заботиться о сыне, мечтой жизни которого было соединить своих непутёвых родителей.