Виктория Травская - Сопротивление материала. Роман. Том 1

– У вас никого нет. Сейчас мы идём к нам, – сказал дядь Лёша каким-то чужим голосом и повел их через ворота вглубь двора, где, в полуподвальном этаже, жила Борькина семья. В передней комнате ярко горела лампочка под потолком, а у старой, дореволюционной ещё плиты, стояла Борькина мать, тётя Дуся. В комнате, которая «при господах» была кухней в этом большом доме, аппетитно пахло борщом и жаренной на постном масле картошкой с луком. Вторая, сейчас тёмная комната, бывшая кухаркина, дверь в которую была открыта, служила родителям спальней, а Борька спал здесь – на кухне, на топчане за занавеской, в бывшей кладовой.

– Ну, хлопцы, мыть руки и за стол! – приказал дядь Лёша и подтолкнул их к висящему на стене умывальнику. Пока они с Борькой возились с мылом и полотенцем, тётя Дуся принялась накрывать. Её муж уже сидел на хозяйском месте, напротив двери, перед ним стояла глубокая миска с борщом. На большой плоской тарелке посреди некрашеного массивного стола лежали горкой ломти хлеба, были разложены ложки. Мальчики сели рядком, по левую руку от хозяина. Ваня спросил:

– Дядь Лёш, а где мама с папой?

Тот глянул на мальчика и отвёл глаза.

– Вот поешь, тогда скажу. Садись, мать, уже…

Только теперь, когда Дуся села напротив, Ваня увидел её лицо. Оно было опухшим, а глаза – красными. Тут Ваня впервые встревожился: Матвеевы жили дружно, и он никогда не видел, чтоб Дуся плакала.

Но ужасно хотелось есть, Борька уже рядом молотил ложкой, и Ваня последовал его примеру…

Только когда непривычно молчаливая Дуся поставила перед ними по стакану узвара, Алексей Петрович решительно прокашлялся и заговорил.

– Вот что, Иван… (Ваня даже не сразу понял, что обращаются к нему). Ты уже большой, поэтому говорю тебе как есть: твоих сегодня забрали…

Не было смысла спрашивать, кто забрал и куда: это знали даже сопливые ребятишки. «Забрали» означало, что приехал «воронок» с людьми в форме и с главным в чёрной кожанке, перевернули вверх дном весь дом, а потом увезли хозяев в скучное кирпичное здание на окраине, откуда редко кто возвращался.

Иван Ильич до сих пор помнил тот животный страх – будто на тебя неотвратимо надвигается что-то огромное, бездушное, и оно через мгновение поглотит тебя, раздавит, вопьётся огромными железными зубами… Как он инстинктивно зажмурился, зажал уши ладонями и открыл было рот, чтобы закричать – но крика не получилось, только жалкий, сиплый писк человека, которому снится кошмарный сон, а он никак не может проснуться…

Он смутно слышал сквозь ладони, как всё вокруг пришло в движение. Громкие отрывистые слова дяди Лёши, растерянную Борькину скороговорку, отрывистый вскрик его матери, грохот отодвигаемых табуреток.

Очнулся в мягких Дусиных объятиях. Прижимая его полной рукой к тёплой груди под цветастым выгоревшим ситцем, она покачивалась с ним вместе взад-вперёд и бормотала какие-то бессмысленные ласковые слова. Последнее, что Ваня смутно помнил, проваливаясь в шестнадцатичасовой глухой сон, было суровое страдальческое лицо Алексея Петровича – Бати – когда тот укладывал его на Борькину постель.

Потом он узнал, что ночью Матвеевы сходили в его – бывшую теперь – квартиру, собрали и вынесли все Ванины вещи и то ценное, что ещё осталось после визита незваных гостей. Многое из припрятанного деятельной Дусей было обменяно на продукты в войну, но прадедовы часы с маятником в футляре из красного дерева – ходики – до сих пор висели в гостиной Ивана Ильича и неутомимо отстукивали время.

Когда за мальчиком пришли, чтобы определить его в детдом, Алексей Петрович заявил, что Ваня останется у них, припечатав ревностную чиновницу неотразимым аргументом: дескать, сын за отца не ответчик! Товарищ уполномоченная знает, кто это сказал? Может, она не согласна с нашим великим вождём товарищем Сталиным? «Ну, как знаете, товарищ Матвеев, – сдалась та. – Но имейте в виду…» Что следует иметь в виду товарищу Матвееву, она так и не пояснила. Это стало понятно потом, когда в городке узнали, что сменный мастер железнодорожного депо Алексей Петрович Матвеев и его жена усыновили ребёнка «врагов народа». Однако Батя был не из пугливых: он не только растил Ваню как родного сына, но и Борьке строго-настрого наказал не давать его в обиду: «Запомни – вы теперь братья!»

Так оно и шло. «Юноши не носят своё горе как платье» 1 1 О. Генри, «Короли и капуста». , и спустя какое-то время Ваня вполне освоился в «поварне», как называли полуподвальную квартирку здешние обитатели – до революции Дедовым принадлежал весь дом: дед, Аркадий Валерьянович, был директором реального училища. Сначала это был просто особнячок с четырьмя комнатами наверху и тремя (кухней, столовой, она же гостиная, и кабинетом) внизу. Но семья росла, и когда родились дети, к дому пристроили флигель, в цокольный этаж которого переехала и кухня с комнаткой кухарки, а в бывшей кухне оборудовали «удобства».