Устало примостившись на краю помоста возле окна, Соня проводила взглядом уходящего мужа. Смотрела, как он идёт, расставляя в стороны затёкшие от постоянного сидения по-турецки ноги, как беспокойно поддёргивает рукой штаны, подпоясанные верёвкой, как нервно поводит плечом. Возбуждённо-радостный и жалкий, сломленный непреходящим горем.
Вся жизнь Сони прошла в трудах и тревогах. Бог наградил её детьми. Все, слава Всевышнему, выросли. Почти все. В доме остались лишь младшие – десятилетняя Рая и девятилетний Иосиф. Но ведь и их надо поставить на ноги, и их надо вывести в люди.
Соня была женщиной маленькой, худенькой, раньше срока постаревшей. Лицо её ещё сохранило молодую миловидность, но по тонкой коже уже разбежались многочисленные морщинки, делающие лицо похожим на печёное яблоко. Большие тёмные глаза были полны глубокой печали. А на увядших щеках горел нездоровый румянец.
Женщина вздохнула, и этот вздох закончился сухим кашлем. Откашлявшись, она обтерла фартуком бледные губы и в страхе долго смотрела на кровяные сгустки, оставшиеся на линялой ткани. На лбу её выступили крупные капли пота. В жутком отчаянии, погружённая в невесёлые думы, женщина сжала перед грудью крупные натруженные руки с набухшими суставами. Боль и тягость в груди постепенно прошли.
– Что же я сижу… – сказала она себе. Но, спустившись с крыльца, женщина отсутствующим взглядом посмотрела на корыто с бельём, в котором возилась Рая, затем решительно сняла серый фартук, перевязала платок, одёрнула засученные рукава и, бросив дочери: «Скоро вернусь», – быстрым шагом направилась в хедер [5] Хедер — еврейская начальная религиозная школа.
.
Стоптанные каблуки старых башмаков глухо стучали по деревянному настилу узкого тротуара. В протёртую на подошве дыру заскочил камешек с дороги, стал натирать палец.
В сумрачном доме меламеда [6] Меламед — учитель в хедере.
Нохума была лишь одна комната. В центре её стоял широкий деревянный стол. Вдоль стола на грубо сколоченных скамьях сидели мальчики разного возраста. Ближе к учителю сидели малыши. Их головы, покрытые кепи, были едва видны из-под крышки стола. Порой, приустав, мальчики опускали головки на доски и задрёмывали, тут же получая подзатыльники. За дальним концом стола сидели ученики постарше. Кто, открыв рот, слушал проповедь учителя, кто рассеянно болтал ногами и крутил пальцами пейсы.
В углу комнаты стояла большая плохо выбеленная русская печь, уже почерневшая от пыли и сажи. Возле печи, стоя на коленях и пытаясь её разжечь, возился один из мальчиков. Дебелая Зелда, жена меламеда, ожесточённо месила толстыми руками тесто и привычно беззлобно ругала своего неуклюжего помощника:
– Болван, бездельник, да разве так разжигают? Добавь щепок, добавь, говорю, упрямец, урод. Надавать бы тебе оплеух, да руки заняты.
Тут Зелда увидела Соню, тон её голоса совершенно поменялся, и она заговорила приветливо и сладко:
– Соня, душа моя, проходите, проходите. Чем могу вам помочь?
Соня натянуто улыбнулась и, не отвечая хозяйке, обратилась сразу к учителю:
– Прошу прощения, ребе, что я помешала занятиям, но не могли бы вы отпустить Иосифа сейчас со мной? Он мне очень нужен.
Коротышка Нохум поднял на женщину слезящиеся глаза, затем взглянул на жену, подошедшую ближе и продолжавшую мять в руках тесто. Мука сыпалась на пол. Увлечённая происходящим хозяйка этого не замечала.
Зелда выразительно взглянула на мужа и жалеюще – на Соню. Соня занервничала. Конечно же, в штетле [7] Штетл — местечко (идиш) с населением от тысячи до двадцати тысяч человек.
всё на виду, и, конечно же, все знают о её несчастье, и уже сотни раз она выслушивала и сожаления соседей, и их советы. Но сегодня у неё просто нет сил. Соня подошла к скамье, взяла за руку сына и потянула его за собой.
Ученики проводили Иосифа завистливыми взглядами. Какая прекрасная возможность провести время, а ведь до заката ещё далеко. У Иосифа хвастливо блеснули зелёные глаза. Вот вам всем. Он уходит.
Когда они вышли на улицу, Соня оглядела мальчика. Иосик был красив. Кожа по-детски пухлого лица была светлой, кудри – чёрными. Прозрачные зелёные мечтательные глаза под ровными густыми бровями окружали пушистые ресницы. Под немного крупноватым носом нежно розовели губы. У женщины, как и всегда при взгляде на сына, защемило сердце. Как он беззащитен… Что принесёт ему жизнь?
Соня сняла кепку с головы мальчика и попыталась растопыренной пятернёй расчесать его кудри, потом, послюнявив пальцы, пригладила пейсы, отряхнула штаны и рубаху, расползающиеся по швам, отметив, где вечером вновь надо наложить заплатки. Взяла мальчика за руку, и они пошли. Иосик не мог идти спокойно, он подпрыгивал на ходу через каждые несколько шагов и старался выдернуть свою ладонь из руки матери.
Читать дальше