Елина Иркова - Почти детективная история (только для женщин!)

В те годы «партия и правительство» делали упор в медицине на профилактику. Постоянно звучал девиз: «Болезнь нужно не лечить, а предупреждать!». Поэтому все цеховые терапевты один раз в неделю обязаны были заниматься профилактической работой: выходить на предприятие в прикреплённые цеха и отделы, осматривать рабочие места, проводить беседы и лекции на разные актуальные медицинские темы, заниматься анализом заболеваемости. Конечно же, многое или почти все делалось для «галочки».

Первое время, из-за своей наивности, принимая все эти призывы за «чистую монету», я попыталась, хотя бы приблизительно, изучить все технологические процессы на «вверенном» мне участке и выявить опасные для здоровья факторы. О, «святая простота»! Это вызывало у начальников моих подшефных цехов сначала откровенное изумление, а потом такую же откровенную насмешку. Моя наивность и молодое личико первое время сглаживало раздражение от моей активности и разных неприятных вопросов, но, когда я стала проявлять «настырность», меня поставили на место жестко и грубо. «Ты, девонька, в наши дела не лезь! Не суйся! – заявил мне один из начальников. – Твое дело лечить, а наше – пушки делать! А уж как мы это делаем – это наша забота. Нам государство платит за продукцию, а не за «технику безопасности»! У меня главное – план выполнить!»

ОТБ – отделы техники безопасности – на заводе были в совершенном загоне и в своих кабинетиках сидели тихо, как мышки, целыми днями «гоняли чай», перебирали свои, никому не нужные инструкции и циркуляры. Расшевелить их было невозможно. Все боялись за свои теплые, насиженные места и неплохую зарплату. И только тогда, когда случалось какое-нибудь очередное «ЧП», начальство вспоминало о службе «техники безопасности». Там быстренько находили соответствующую инструкцию, которую был обязан подписать каждый поступающий на работу, акты инструктажа. И всю вину сваливали на работника. Дело быстренько закрывали, и все шло по-старому… В целях все той же «профилактики» устраивались периодические диспансерные осмотры. На завод выезжали целые бригады «узких специалистов», поликлиника пустела. Задачей цехового терапевта было максимально обеспечить явку на сто процентов и потом составить отчет по анализу заболеваемости. В диспансерные карточки тщательно записывались рекомендации, которые никто не думал выполнять. Эта диспансеризация тоже существовала только на бумаге! Это был как раз тот период, когда ВОЗ признало наше советское здравоохранение лучшим в мире…

Почему мне сейчас это вспомнилось? Потому что я стала просто задыхаться в этой атмосфере узаконенной всеобщей лжи! Несколько раз я подавала заявление в ординатуру, и когда меня, наконец, приняли, для меня это стало настоящим счастьем! Наконец-то я вырвалась из этого болота!

Ординатура: лекции ведущих профессоров, конференции, консилиумы, клинические разборы – все это было безумно интересно, окрыляло и вдохновляло. Я была постоянно в непривычной для меня эйфории. Мне все нравилось. Меня даже не пугали надвигающиеся проблемы – в ординатуре стипендия была гораздо ниже моей небольшой зарплаты. «Ничего, где наша не пропадала! Возьму дежурства, буду подрабатывать!» – думала я тогда.

На кафедре, куда я попала, жизнь, как мне тогда казалось, била ключом. Каждое утро я просыпалась счастливая от того, что выбралась из опостылевшей рутины. И каждый день стал для меня праздником! Ну и как тут было не влюбиться?! Доцент сразу поразил мое воображение! Его лекции, на которых я сидела, затаив дыхание, его эрудиция, его логика, его блестящие клинические разборы, его виртуозное умение на голову разбить оппонента – все это вызывало у меня обожание. Его любимым выражением было: «Кто ясно мыслит, тот ясно говорит!» Я это полностью разделяла. Сначала я совершенно не обратила внимания на его внешность – была поражена его интеллектом. И только некоторое время спустя я, как говорится, оценила «фактуру». Он был мужчиной в моем вкусе: подтянутый, мускулистый, с густой русой, слегка вьющейся шевелюрой, тронутой едва заметной сединой, очень колоритной «шотландской» бородкой. Глаза, ярко-голубые, умные и насмешливые, руки – сильные и, в то же время, чуткие и мягкие, особенно когда он проводил осмотр больного. Ах! Как он «пальпировал» пациента, при этом весь уходил в свои «тактильные» ощущения, слегка прикрывая при этом глаза. Он словно видел патологию своими пальцами, без всякого рентгена! Губы – средние, влажные и яркие, тонко очерченные. Небольшие уши плотно прилегали к хорошо вылепленной голове… Да. Он был откровенно сексуален, как стали говорить много позже (тогда так не говорили!). Я об этом тогда не задумалась! Мне тогда и в голову не пришло об этом задуматься!