Екатерина Полухина - Месть – это холодное блюдо. Психологическая драма

Последнее время, только, что – то ноги стали отекать у Насти и, пожилая и добродушная местная фельдшерица Абрамовна, предложила ей лечь в стационар. Полежи, полежи девка, оно же и лучше будет, как для тебя с дитём, так и для меня. Чего уж скрывать. Мне, ведь тоже проблемы лишние не нужны. Тебе, то не семнадцать, а роды первые. Старородящая ты, голубушка и об этом нельзя забывать.

Случись что, а больница – то не рядом. До неё пятьдесят километров, да по разбитым дорогам. Нет, голубушка, я не могу рисковать жизнями двоих людей. Поезжай без разговора. Самое главное, что это нужно для твоего малыша. Ведь я, как никто больше знаю, как уж ждёшь ты своего первенца. Не первый год замужем, вижу, кто настоящая клохча, а, кто кукушка из вас получится. Ты будешь наседкой самой, что ни на есть. Отдохнёшь, за одно и поддержишь организм, оно и рожать будет, куда, как легче. Ну, а за хозяйством твоим товарки приглядят, ни куда не денутся.

Когда родила Настя, точно никто не знал. Телефон на селе, в ту пору считался роскошью. Узнали, уже, когда привёз её с дитём сам председатель колхоза, Андрей Валерьянович. Был он в районе по делам. Глядит, стоит Настя на автобусной остановке с розовым конвертом на руках, ну, он и примчал их на своей «Волге» прямо к крыльцу, их дома.

То – то было шуму, да гаму. Даже те, кто недолюбливал Настю, за её весёлую и, по-городскому чистую жизнь, пришли проведать её, как роженицу. Ну, а как же иначе. Ведь, надо же помыть – то её косточки у колодца ли, или же на обеденном перерыве на работе. А, для этого, нужно видеть всё своими глазами, а там уж, что получится, присовокупить, да и раздуть кадило на всю катушку.

Ты, глянь, одна, без мужа и родила, дурища. Ни на что не глядя, да, ещё и глаза переливаются влагой. Ух и дурища же! Одним словом, беспутная. Так, теперь и останется одна вековухой. Ну, кто же её возьмёт – то теперь? Тут, вон без дитя и, то никто не кидается, а, теперь совсем хана, перетирали новость сельские кумушки.

А, дурища эта, летала по своему дому, будто на крыльях. Ей хотелось обнять и небо, и землю. И, всех своих односельчан, хоть и знала она с какой целью пришли они к ней в этот необыкновенный, для неё день. Это, не дань уважения, это знак осуждения. Да, ей было едино. Пускай осуждают. Она была так счастлива, что прощала всех и вся.

Родила она девочку и назвала её – Элей. Так давно задумала. В одной книге, которые очень любила, прочитала она и, ей так понравилось имя главной героини. Там, Элеонора Станиславовна, а у неё, Элеонора Антоновна. Чудо, как хорошо!

А, вот и узнала она, что такое быть матерью. Ночные бдения, песни у колыбели. Пелёнки, распашонки, которые пахли чем – то не земным. Она задыхалась этим запахом, и все трудности отодвигались далеко. Кормила дочку грудью, с затаённой радостью наблюдая, как та цепко хватает её молочно – белую, полную грудь и, как молоко начинает прибывать и грудь тяжелеет. И, появляется приятная боль, от прибывания в протоках молока. Боль эта, сначала охватывала все грудные ткани, даже ломило ключицы. Грудь ощутимо наполнялась, тяжелела, а потом, когда дочка начинала сосать, держась крепко за молочную железу, несравнимое ни с чем больше, чувство благодати захватывало её всю. И, она просто млела от этого процесса. Она задыхалась, от переполнявшего её, чувства счастья. Любовалась малюсеньким личиком, пальчиками, кудряшками, золотисто рыжими, как у Антоши и густыми, как у неё самой. Её до слёз умилял беззубый ротик её крохи, когда она дула пузыри. А, улыбка Эли, просто приводила её в неописуемый восторг.

Эля для неё была теперь, всем: маманя, батя, муж, любовник. Всё. Абсолютно всё. Она стала жить, только ради неё и не иначе. Никто не смел, глянуть на Элю косо, не мог сказать грубо. Если, можно было бы, запретила ветру дуть, тучке надвинуться, дождику брызнуть, Настя на свою девочку.

Старшей сестре своей, жившей в Москве, писала чуть ли не каждый день, как растёт её ангелочек, её веточка, её травиночка, её огонёчек. Та, не имея своих детей, а живя не бедно, заваливала, единственную племянницу подарками, присылая их в посылках.

Звала Настю, как всегда к себе жить, ведь свой частный дом, пусть и на окраине Москвы. Но, Москвы же, а не какой нибудь Тмутаракани. Муж её, добрейший человек, был во всём согласен со своей женой. Но, Настя и слышать не хотела ни о чём, как и тогда, при родителях, будучи ещё девчонкой, так и теперь, живя одна с ребёнком.

А, теперь, так и вовсе. Чтобы моя рыбонька дышала вашим смрадом, да бензином? Да ни в жисть. Она будет наслаждаться свободой, пить чистоту полей и лугов. Будет питаться ягодами, да молоком парным, от своей бурёнки. Хлебом из русской печки, фруктами из своего сада, да овощами со своего огорода.