Вахид Гази - Бейсбол на шахматной доске. Эссе, рассказы, статьи, путевые заметки

Когда мы вошли в Театр Арлингтон Спектрум стало известно, что спектакль, который предстоит посмотреть, «Божественная комедия» (Данте), подготовленная Синетическим Театром (Synetic Theater). Мы узнали, что этот театр создали грузинские мигранты Паата и Ирина Цикуришвили в 2001-ом году. Театр, за короткий срок ставший популярным, завоевал за эти годы немало наград. Небольшой зал в скором времени наполнился зрителями. Мне не удалось определить средний возраст пришедших на спектакль. Большинство составляли пожилые, но и молодых было немало. Все выглядели собранно и аккуратно. Все лучились счастьем, кроме моего друга Лечи. Казалось, в его глаза впитались все страдания чеченской войны. Эхо Карабахской войны, впитавшееся в мое лицо, тоже, наверное, видел лишь он. Своего лица я видеть не мог.

Погас свет. Началась пьеса. Необычная декорация, состоящая из темных тонов нескольких цветов, производила странное впечатление. Гигантская воронка была полна людскими душами, изнемогающими в дикой страсти. Небесная музыка аккомпанировала этому стенанию душ. «Души» обнаженных душ перед престолом Творца тоже были обнажены: здесь ты ничего не скроешь. Здесь «живы» одни грехи. Да, это ад, ад Данте. Сам Данте позавидовал бы этому аду на сцене, который оживил грузин. Зал затаил дыхание. В отличие от «ада» на сцене жизни здесь не было, она замерла. Будто не мы, а обитатели ада ужасались нашим положением. Ощущая себя среди этих душ, я невольно смотрел на сидящего справа Лечу. Самый безобидный чеченец на свете был ошеломлен. Был ошеломлен весь зал. Наверно, лишь сидящие рядом со мной могли видеть в каком я состоянии. Своего лица я видеть не мог.

Следующие части «Божественной комедии» получились такими же удачными. Цвета, свет, звуки, мимика и пластика актеров образовали гармонию. Когда представление закончилось, наши лица покинуло «страдание», а лица американцев «счастье». Все лица выглядели одинаково. Все мы были ИЗУМЛЕНЫ! Спектакль провел нас через круги «Ада» к «Чистилищу» и наверх в «Рай».

По пути обратно мы комментировали пьесу, как театроведы. Наш друг сожгла наше недовольство и скованность в «геенне огненной». Она понимала, что подарила нам вечер, достойный вписаться в память и потому сияла. Наши лица тоже сверкали, словно фонари улицы Коннектикут.

***

Я дошел до театра «Ибрус» на улице Гасана Сейидбейли, 18. Два сотрудника театра курили на выходе. Пожилой сотрудник смерил меня удивленным взглядом и сказал, что фильм не покажут: «Кроме вас никто не пришел».

Такие дела, дорогой читатель! На фильм первого получившего «Оскар» азербайджанца Рустама Ибрагимбекова, фильм, повествующий о древних тюрках, в тюркском городе с тремя миллионами жителей нашелся лишь один зритель…

Я завершил таким образом пустой день и зашагал обратно во мрак улицы…

Стоял жаркий июль далекого 75-го года, когда мы строили «крепость» на проглядывающем как на ладони месте палаток-шатров своих родителей, старших родственников; эти палатки-шатры они возводили на дороге между родником Турш-су и деревней Дамганлы, расположенной в зеленом лесу, распростертом вниз от Вянга до Колатага (который мы называли Коладайы). В те времена, когда мы, стайка мальчишек, расчищали от сора самую «стратегическую» позицию в лесах Коладайы, куда приходили летовать и наши прадеды, когда мы строили из земли «крепость», мастерили из веток всевозможное оружие, проводили ограду и разбивали «военный» лагерь, совершали «боевые вылазки» – утром наверх в Гандзасарский монастырь, вечером вниз в палатку бабушки за продуктами, так вот в те самые времена даже фильм «Рембо» еще не был снят.

Монастырь мы «брали» в один присест, но «удержать» не могли. Потому что никак не получалось взобраться на самую высокую ее точку, где раньше висел колокол и где сейчас устроили себе гнезда сотни голубей, шарахающихся в разные стороны при нашем появлении. Мы даже не брали себе копейки, брошенные паломниками в покоящийся в полумраке монастыря́ толстый каменный сундук с выдолбленной посередине прорезью. Нельзя было. «Без трофеев» интерес к монастыряю пропадал быстро, и мы покидали его «без боя», чтобы заново «покорить» вершину. Таким вот образом мы не становились ее хозяевами. Много позже мы поймем: исторические памятники словно прекрасная женщина, драгоценное украшение – если не заявишь свои права ты, кто-нибудь другой обязательно это сделает.