Татьяна Помысова - Моцарт в метро. Альманах

Мэри:
Было время, процветала
В мире наша сторона;
В воскресение бывала
Церковь божия полна;
Наших деток в шумной школе
Раздавались голоса,
И сверкали в светлом поле
Серп и быстрая коса.
Ныне церковь опустела;
Школа глухо заперта;
Нива праздно перезрела;
Роща тёмная пуста;
И селенье, как жилище
Погорелое, стоит, —
Тихо всё. Одно кладбище
Не пустеет, не молчит.
Поминутно мёртвых носят,
И стенания живых
Боязливо бога просят
Упокоить души их.
Поминутно места надо,
И могилы меж собой,
Как испуганное стадо,
Жмутся тесной чередой.
Если ранняя могила
Суждена моей весне —
Ты, кого я так любила,
Чья любовь отрада мне, —
Я молю: не приближайся
К телу Дженни ты своей,
Уст умерших не касайся,
Следуй издали за ней.
И потом оставь селенье,
Уходи куда—нибудь,
Где б ты мог души мученье
Усладить и отдохнуть.
И когда зараза минет,
Посети мой бедный прах;
А Эдмонда не покинет
Дженни даже в небесах.

Вальсингам:
Благодарю!
За жалобною песней
От Мэри – вот, послушайте теперь
Другую, – как чума стучится в дверь!
Я сочинял её в каморке тесной,
Когда похоронил и мать, и деву…
Итак. Внимайте ж дикому напеву.

(Тихо входит Священник.)

Когда могущая Зима,
Как бодрый вождь, ведёт сама
На нас косматые дружины
Своих морозов и снегов, —
Навстречу ей трещат камины,
И весел зимний жар пиров.
Царица, грозная Чума
Теперь идёт на нас сама
И льстится жатвою богатой;
И к нам в окошко день и ночь
Стучит могильною лопатой.
Что делать нам? И чем помочь?
Как от проказницы Зимы,
Запрёмся также от Чумы,
Зажжём огни, нальём бокалы,
Утопим весело умы
И заварив пиры да балы,
Восславим царствие Чумы.
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане
И в дуновении Чумы.
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог,
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.
Итак, – хвала тебе, Чума,
Нам не страшна могилы тьма,
Нас не смутит твое призванье.
Бокалы пеним дружно мы,
И девы-розы пьем дыханье, —
Быть может… полное Чумы.

Священник:
Несчастные, погубленные души
Бежать вы тщитесь Божия суда,
Но ад вы не избегнете, когда
Глаза зальёте и заткнёте уши.
Вальсингам:
Отец! Отец! Чем плохо мне в аду,
Коль я тебя там больше не найду?!
(Общий хохот.)
Священник:
Опомнись! Сын мой!
Вальсингам:
П`олно! Ты пугаешь,
Да разве сам не понимаешь,
Что страху есть черта? И мир,
Переступив её, устраивает пир?
Священник:
Тебе я гадок! Что ж, вы в чём-то правы
Перед лицом погибельной отравы!
Мы вскоре можем умереть,
И первым – я, пока ты будешь петь!
Вальсингам:
Ужели первым ты умрёшь, старик,
Чтоб оставался мой ослиный крик?
(Общий хохот.)
Нет. Ты упрям! Ты будешь душу пить,
И мне не превозмочь твою лихую прыть!
(Длительный общий хохот.)
Священник:(цитируя исконный текст Пушкина):
Матильды чистый дух тебя зовёт…
Вальсингам:
Сначала – мать!
Невеста – в свой черёд.
Я «гордым, вольным»
быть мечтал на прошлом пире…
Но, вижу, ты, отец, вниманье отдал лире,
Коль на неё меня стараешься поймать!
Альбер:
Послушав этот спор, не страшно умирать!
Хор:
Мы скоро уже задыхаться начнём,
Нам страшно, но выхода нет.
И молится наша душа об одном:
Ещё один встретить рассвет!
О, солнце, о, небо, куда нам теперь?
И будет ли это «куда»?
Скрипит, отворяется чёрная дверь…
Созда!.. Созда!.. Созда!.. Да где же твоя благода?..
Альбер:
Друзья! Друзья!
Я здесь глотнул свободы,
Какой не видывал все прежни годы!
По капле жизни радости пия,
Мы прежде были жадными. И я,
Пируя с вами здесь, дивлюсь немало:
Ушло стяжанье! Словно не бывало!
Ты прав, мой Председатель! Есть черта!
И даже золото пред ней – тщета!
Не унесёшь его за грань, по крайней мере!
Но взор Луизы, нежны песни Мэри,
И ты – уд`ержитесь во мне,
Как кажется, и на луне!
(Все молчат, Священник, первым выходя из оцепенения,
окидывает сидящих быстрым взглядом и, не находя, что
сказать Вальсингаму, поворачивается к Альберу и даже
делает шаг к нему).
Альбер
(останавливая его):
Святой отец! Ты судишь. Учишь. Прочишь.
В последний час, знать, подвига ты хочешь!
Возьми! На пир довольно нам. ПримЕнишь
Оставшееся злато так, как ценишь!
(общее волнение)
Что скажете, друзья!? Пускай берёт,
И милует кого-то в свой черёд!
Вальсингам:
Друзья! Не торопитесь! Неужели, —
Его сейчас прогоним в самом деле?
Как будешь избран, коль ещё не зван?!
Отец! К столу! Тут жареный фазан!
(Все ждут.)
Священник (пауза):
Но…
Вальсингам
(опуская глаза и подымая их после на Альбера) :
Добрый юноша… изведав скорбь и стыд,
Всем сердцем радости открыт!
(Обводя взглядом собрание.)
Нас впечатляет это дерзновенье,
И, может быть, порыв его души
Благословит Святое Провиденье!
Да только денежки – не хороши !
Священник (громче):
Но!..
Вальсингам:
Да, отец! Почистить не мешало б
Те деньги от кровавых слёз и жалоб!
И если ты для этого пришёл,
Но не торопишься за наш «весёлый» стол,
Мы вправе усомниться,
Что сможем присоединиться!
А нам, любезный, проку нет,
Коль, у Творца ты вымолив спасенье
И мира нового затеяв устроенье,
Нам, падшим, не пошлёшь сюда привет.
Эй, милые мне братцы и сестрицы!
Кто помнит, как это – молиться?
Альбер? Луиза? Мэри?..
Луиза:
Вальсингам!
Тебя я тоже не забуду – там !
Голоса из хора
(повторы, возможно, вплоть до фуги на эти слова):
ПоддЕржим новое лихое развлеченье!
Повеселим летящее мгновенье!
(Смех.)
Священник (в сторону ):
Молитва им – утеха! Правит плоть!
Да что ж это за оргия, Господь?!
Альбер:
Отец сказал, что сердцу м`илы
Стенанья на краю могилы!
А для нас,
Хор:
А для нас —
Вместе:
Всё ж милей весёлый пляс!
Луиза:
Я тоже плакала сначала,
Но в плаче нет того накала !..
Хор:
Только смех, только смех
Оживить сумеет всех!
Мэри:
Когда я плакала во ржи,
Мой милый мне сказал: «Держи!»
Хор:
Это рожь! Это рожь!
Где сладка бывает дрожь!
Вальсингам:
Друзья! Пойдёмте к золоту скорей,
Пока не слышим мы учительных речей!
(Общий радостный хохот.)
Творец! Ты видишь нас! Мы грЯзны!
Мы в высшей степени заразны!
И наши денежки, как мы,
Полны чумы!
Не ради нас, а ближних ради
Очисти денежки от гади!
И им позволь от нас уйти
В чест`и!
Голоса из хора:
В чест`и!
Вальсингам:
Восторжествует, ради бреда,
Не для меня моя победа
Над душу душащим узлом!
Над злом!
И будут древа, будут нивы
Так упоительно красивы!
И гимны сладкие весны —
Везде слышны!
Хор:
О, Вы, кто лишь песню о нас пропоёт
В далёкой и чистой стране!
Пусть дом Ваш стоит! Пусть сад Ваш цветёт
Пусть сердце поверит весне!
Мы люди, хоть нам это сложно понять,
Всё время пред кем-то дрожа!
…И, не состоявшись, должны умирать…
О, сжа!.. О, сжа!.. О, сжа!..
Не надо нас так обижа!..
Священник:
Не множьте за безумием безумье!
Не расточайте же остатки сил,
Являя бушевание самумье
Пред сонмом неоплаканных могил!
Сейчас Вам это ничего не значит!
Но вас – кто похоронит, кто оплачет!?
Чем Бог неблагодарных одарит!?
Голоса из хора:
Он мастерски о боге говорит!
Вальсингам:
Довольно, отче! Нечем мне хотеть,
Чтоб кто-то смог мой прах гнилой отпеть!
Не ты ли мне пустыню сделал в сердце?
Иди ж теперь к другой стучаться дверце!
Мы душу вылили на твой металл.
Как прежде, я тебя не проклинаю.
И волю напоследок изъявляю:
Чтоб ты меня – не отпевал !
Священник
(потрясённый, a parte.
Лучше бы свет со стола сейчас снять,
а осветить только Священника) :
…Звучал орган в старинной церкви нашей,
Как-будто, Сам Спаситель говорил
С Создателем пред Мировою Чашей…
Но музыканта взгляд меня давил
Какой-то чёрною тоскою.
И вот я вновь увиделся с такою.
Я помню (в грёзе окаянской)
Себя, в одежде итальянской,
И музыканта… Я хвалил,
А после, в страхе, отравил…