К обедающим школьникам притащилась с ближней толоки рослая Нюрка. Она в прошлом году закончила школу, просидев в четвертом классе два года (пятого класса в школе не было). Теперь Нюрка пасла овец.
Она пришла невестить свою подружку. Девочки устроились за деревом и стали жарко шептаться. По другую сторону дерева сидел Лешка и все слышал. Нюшка делилась с подружкой впечатлениями от общения с Ванькой, парнишкой из соседней деревни, который приходил к ней на толоку: «…Ой, подруженька, это так баско. Слаще, чем морс…»
Лешка знал о каком морсе говорила Нюшка. Зимой в лавку привезли бочку клюквенного морса, густо подслащенного сахарином. За кило картошки наливали большую кружку этого сладкого пойла. Деревня балдела.
Лешку заинтересовали Нюшкины секретики, и он решил подсмотреть, что там такое выделывает Ванька. В один из свободных дней Лешка прокрался от леса к отаре и залег в полыни. Ждать Ваньку долго не пришлось: вскоре его фигура замаячила меж холмов. Парнишка принес в узелке что-то съедобное, наверное вареную картошку. Дети сели и стали есть. После трапезы Ванька начал баловаться с Нюшкой, а затем Нюшка встала и нагнулась, опершись руками о камень. Ванька зашел сзади и задрал юбку. Забелела тощая девочкина попка. А дальше стало происходить то, что Лешка наблюдал и у собак, и у овец, и у коров, то есть ничего интересного. Лешка вылез из полыни и направился на дальнюю толоку, где уже вызрела клубника. Он решил полакомиться душистыми ягодами.
Богаче всего ягоды покрывали кромки воронок, которыми была испещрена толока. Карстовые воронки разделялись на три вида. Дно одних заросло кустарником, в других стояла вода, образуя маленькое озерцо, в третьих на дне имелась черная дыра, уходившая под землю.
Карстовая воронка
Лешке все время хотелось узнать, куда ведут эти дыры, но протискиваться в черные норы боялся. И тут он напал на воронку, где большая нора уходила не вниз, а в сторону, причем вход позволял не ползти внутрь, а идти, правда, сильно согнувшись. Перед входом, как порог, лежал слоистый светлый камень. Таких камней на толоке было много. Они, как зубы чудовища группами вылезали из земли. Парни откалывали от них кусочки и вытачивали из них брошки для девок.
Лешка расхрабрился и полез в дыру. Широкий ход через несколко шагов делал резкий поворот и дальше стояла густая тьма. Лешка не решился испытывать судьбу и вылез из пещеры на белый свет.
На следующий день, с утра он снова пришел к пещере с большим пучком длинных лучин и с чакалкой. В деревне чакалкой называли комлект из кресала, сделанного из зуба сенокосилки, кремня и трута в металлической баночке. Чакалка заменяла собой спички, которых уже давно не видела деревня.
Добыв огонь и затеплив лучину, Лешка смело полез в пещеру. Долго идти ему не пришлось. За поворотом ход перекрывали деревянные ящики, на которых лежали большие кожаные мешки. Все это покрывала серая плесень сверх которой тянулись зеленые потеки. Держа в одной руке горящую лучину, Лешка другой рукой дернул верхний ящик. Истлевшая доска легко распалась и он увидел, что ящик набит разными женскими украшениями. Поняв, что одной рукой здесь ничего не сделаешь, он надумал придти сюда завтра с Витькой, своим другом, тоже эвакуированным, но только из Великих Лук. Сунув в карман, вывалившийся из груды цацек красивый крестик, Лешка вылез из пещеры.
Но на завтра придти не получилось. Днем почтальонша принесла заказное письмо. Конверт содержал долгожданные вызовы. И все закрутилось в предотъездной суматохе.
Уже через два дня ленинградцы тронулись в путь. Лешка, сидя в телеге, бросил последний взгляд на исчезавшую за бугром силосную башню. Все осталось позади: и Глиниха, и толока, и пещера с ящиками.
Алексей Барсуков, уже на пенсии, занялся сочинительством. Он имел, что сказать, пройдя путь от беспризорника до старшего научного сотрудника. Замахнулся пенсионер сразу же на роман.
Через два года он свою писанину с трепетом отправил в одно солидное издательство, но не получил никакого ответа. Подобные же результаты приключились и в опытах с другими издательствами. Романист было скис, но вдруг подфартило. Через знакомых, на паритетных началах роман издали, правда, маленьким тиражом.
Дольше случилось такое, чего Барсуков не ожидал. Барсуковская книжка попала в руки Эдьки Шонса, его однокашника по Высшему военно-морскому училищу. Вообще-то у Эдьки была фамилия Панчохин, но в училище его по фамилии никто не называл, а толко Шонс да Шонс.
Читать дальше