Марат Валеев - Дело Мурзика

– Ух, ты! – почесал в затылке Сенька. – Значит, все же решил? Ну и правильно. Он же вам тут все загадил, зайти невозможно. Слушай, а куда девать… Ну это, тело?

– Куда, куда… Откуда я знаю, куда, – раздраженно сказал Михалыч, болезненно прислушиваясь к воплям еще живого Митяя. – Земля сейчас мерзлая, не закопаешь. Снеси куда-нибудь в котельную. Купи мужикам пива, пусть сож… Пусть кремируют. Ну, пошел, пошел, не рвите мне тут душу!

Сенька часто покивал головой, как китайский болванчик, повернулся и вышел на лестничную площадку. Дергающаяся сумка тяжело оттягивала ему руку. Митяй, не прекращая, приглушенно выл в своем тесном и темном узилище. И это удаляющееся с каждым шагом Сеньки завывание в самом деле рвало и когтило душу Михалыча. Хоть и надоел ему до чертиков Митяй, было его ужасно жаль. Все же, какая-никакая, а живая, более того – родная душа… А что он скажет жене? Что умер? «А как умер, отчего умер? От старости? А может, это ты его костылем забил, когда больной бедолажка Митюшка сделал очередную лужу?» – с подозрением заглянув в глаза Михалычу, скажет Тома. И ведь будет укорять его в смерти кота до конца дней, хотя сама же и страдала от его старческого маразма. А кто ляжет на грудь Михалычу приятной тяжестью и смурлыкает ему перед сном котофееевскую песню, легонько когтя его перед этим? Черт, это невозможно!

* * *

Слышно было, как хлопнула за Сенькой тугая, на пружине, дверь, и митяевских жалобных воплей почти не стало слышно. Сенька же сейчас свернет за угол и исчезнет! А с ним и бедняжечка Митяй, который жил с Бельскими душа в душу целых восемнадцать лет и которого Михалыч недрогнувшей рукой отправил на казнь! Вот именно – на казнь! А вдруг он еще будет живой, когда Сенька понесет его, усыпленного, в котельную и отдаст кочегарам на сожжение?

Ну не сволочь, а? Михалыч скрежетнул зубами, смахнул с небритой щеки выкатившуюся злую слезинку и в два широких взмаха костылей оказался на кухне, пододвинул к окну стул, взгромоздился на него и, балансируя на одной ноге, торопливо стал дергать на себя примерзшую за ночь внутреннюю фрамугу форточки, толкнул на улицу наружную. С улицы ворвался морозный воздух, пахнущий угольной копотью от соседней котельной. Михалыч просунул всклокоченную голову в форточку, завертел ею в поисках Сеньки. Но того уже нигде не было. Ушел! А до ветеринарной клиники дойти – всего ничего, метров двести.

Надо позвонить туда, сказать, чтобы они ничего Митяю не делали и отправили Сеньку обратно, домой. С котом! Так, где же справочник? А, вот. А как зовут их главного врача? Вспомнил – как их районного главу, Борис Иванович! Сейчас, сейчас, Митюша, ты будешь скоро дома и папочка покормит тебя твоим любимым фаршиком.

Михалыч потянулся за трубкой, и аппарат неожиданно зазвонил. Настолько неожиданно и резко, что у Михалыча даже неприятно подпрыгнуло сердце, и он отшатнулся от стола. Снял трубку. Звонила его благоверная. Сообщила, что послезавтра вылетает, что насчет машины договорилась сама в управлении образования и в порту ее встретят.

– Ладно, ладно, – торопливо сказал Михалыч, – мы ждем, извини, у меня что-то живот разболелся.

Нажал на рычаг и стал набирать номер ветеринарной клиники. Набрал, подождал соединения, но из трубки послышались короткие гудки. Занято! Но как же так, он же не успеет! Чуть не плача, дрожащим указательным пальцем снова стал нетерпеливо набирать номер. Диск вращался очень медленно, пару раз сорвался, и номер пришлось набирать вновь. Наконец, соединение… Слава тебе господи, пошел длинный гудок! Гудок, еще гудок. Но почему же никто не берет телефон? А, нет, взяли!

* * *

– Ветеринарная клиника, слушаю вас, – сказала трубка низким женским голосом. Видимо, медсестра.

– Это… Как мне услышать вашего главного врача, Бориса Ивановича? – хрипло спросил Михалыч.

– Он сейчас не может подойти. У него операция.

– Какая еще операция? Что, уже моего Митяя усыпляют? – закричал Михалыч.

– Какого еще Митяя? – удивились в трубке. – Кобельку тут одному ухо зашивают, порвали в драке. Не помню, как его зовут, но точно не Митяй.

– Уфф! – вытер вспотевший лоб ладошкой Михалыч. – Послушайте, как вас зовут… Ирина Петровна, тут к вам должен подойти один мужичок с котом в сумке, зовут его Митяй.

– Кого, мужичка?

– Да нет, мужичка зовут Сенька… Вернее, Семен. А в сумке у него кот. Вот тот Митяй.

– Подождите, подождите, – сказала Ирина Петровна. Слышно было, как она спросила кого-то: «Мужчина, это не вы Семен? Да вы что, глухой? Вы, говорю, Семен? И в сумке у вас кот Митяй?». И опять в трубку: