Татьяна Богатырева - Каникулы в Санкт-Петербурге

В глубине души Андрей страшно обрадовался, что Максим предложил помириться. Но подавать виду было нельзя. В книгах по конфликтологии советовалось в таких примерно ситуациях делать вид, что ссоры не было и вовсе. Так проще и эффективнее всего продолжать совместную деятельность.

Тем более Андрей не смог бы, даже если бы захотел, объяснить Максиму, почему он сорвался. А сорвался он потому, что отец снова как-то уж очень сильно на него надавил. Сестра Юля, как только вышла замуж, оставалась с отцом в одном помещении только в присутствии мужа. Мама ее всячески поддерживала.

Получалось, что Максим был единственным, на ком можно отыграться, тем более отец прошелся и по его поводу тоже: мол, мы те, кто нас окружает. Человека постоянно, в любой ситуации и при любых обстоятельствах, так или иначе оценивают. И время, когда Андрей выгодно смотрелся на фоне своего друга, давно прошло. Пора обрастать новыми связями, а не мотаться в их старый район, чтобы бездельничать с Максимом.

– Мы те, кто мы есть! Что мы есть, что нам есть и что мы едим!

Максим интенсивно работал челюстями, видимо радуясь примирению. Картошка во внушительных размеров картонной коробке таяла на глазах. Андрей был склонен к полноте, поэтому ничего калорийнее капусты не ел и занимался спортом, как бешеный. Так что о его склонности к полноте никто из окружающих тоже ничего не знал.

– Дамблдор какой-то квелый, ты не замечаешь? – спросил Максим, а затем заметил как бы между прочим самым таким непринужденным голосом, что, пока Андрей там скакал по Англии, он с собакой даже на пробежки ходил.

Пес и вправду растянулся на асфальте с самым печальным видом. Детская площадка выглядела сказочно: в темном, с оранжево-фиолетовой подсветкой небе, как бешеная, лупила луна. Отцветший шиповник блестел в свете фонарей тугими узелочками. Поскрипывали под Максимом металлические детские качели. В глубине темных арок, ведущих в освещенные переулки, таял теплый свет.

При таком освещении яркие цвета всяких детских оздоровительно-развлекательных железяк выглядели неуместно посреди глухого двора-колодца с одиноким окном на одной из окружающих площадку стен. На окне в горшочках всегда росли цветы, что добавляло особенную выразительность этой несусветной эклектике.

Сейчас цветочков было не видно, но Андрей точно знал, что они есть, потому что просидел на этой площадке полжизни.

Мосты уже развели, и на несколько кварталов вокруг не было слышно ни одной машины.

– Жара проклятая, – простонал Максим, покончив с картошкой окончательно.

Тему ссоры оба осторожно обходили, потому разговор не клеился. Максима что-то беспокоило, но Андрей пока не решался спросить.

В конце концов Максим опасливо поинтересовался, как у Андрея прошла поездка, и друг радостно поделился, что просто ужасно. Он ни за что не хотел бы жить в Англии.

Когда они закончили увлеченно ругать Лондон и все его окрестности, беседа логически подошла к встречному вопросу со стороны Андрея.

Стоило ему поинтересоваться, как прошла эта неделя у Максима, того прорвало так, что даже лабрадор немного оживился от его жестикуляции. Так Андрей узнал о бедной обманутой Полине.

Максим прекрасно понимал, что заврался окончательно, хуже того, он продолжал врать. С появлением Андрея дела пошли, казалось бы, лучше, но выхода из сложившейся ситуации Максим все равно не видел.

Теперь вокруг Полины вертелось сразу два Андрея – один поддельный, он же Максим, другой – заочно, через Максима – реальный Андрей, а кроме того, один реальный Максим, якобы уехавший в командировку, который постоянно интересовался, как у Полины обстоят дела с Андреем.

Все свободное от переписки с Полиной время Максим проводил, гуляя с ней же по городу.

Андрей, конечно, очень помогал, но явно недооценивал гнусность их положения. Он все больше посмеивался, а то, что Максим из всех русских личных имен выбрал себе именно его имя, ужасно льстило самолюбию.

Выходило, что Полина теперь присутствовала в жизни Максима почти что круглосуточно, но при этом знать ничего не знала про его мучения.

В какой-то момент Максим стал бояться, не посадят ли его в тюрьму, если обман раскроется. Андрей успокаивал: скорее всего, нет, разве что в психушку. Максим кисло улыбался в ответ и думал, что жизнь и правда состоит только из лжи.