Creative Writing School - Пашня. Альманах. Выпуск 3

– Соленый какой, – пытается улыбнуться Мария, пробуя сдобный духовитый кулич.

– Да не плачь ты. Таких мамаш из Бурденко часто приводят. Кого домой отправляем, кого в психушку. Уголовное дело заводить не будем. Пусть твои родственнички гражданский иск подают. Беги в больницу к сыночку своему. Пасха.

Улица встретила Марию празднично зажженными фонарями. «Христос воскрес! – поняла она и вдруг запела сильным красивым голосом, – А что я не умерла, знала голая ветла, да еще перепела с перепелками».

Он вышел из дома, огляделся и не узнал этот двор, не узнал ржавый забор и жухлый рядок из кем-то посаженных туй, эти обшарпанные пятиэтажки, подступавшие с трех сторон, эту рыжую собаку, сохнущую на проявляющемся после долгого дождя солнышке. Он как будто вынырнул из долгого и муторного сна, в котором, просыпаясь, раз за разом, начинаешь жить, а потом понимаешь, что пробуждение было мнимым и это просто еще один сон. А сейчас он проснулся.

Пару дней назад он сидел в этом самом дворе на расшатанной зеленой лавочке и думал, что же делать дальше. Дела были настолько плохи, что, казалось бы, дальше им катиться уже некуда, но они все равно катились под горку, причем, довольно стремительно. Прижимало со всех сторон: во-первых, не было денег, во-вторых – времени, а еще не было сил и, как следствие, – не было жизни.

На лавочке он досиделся, вернулась Ася. Она почти вошла в подъезд и была так увлечена своим девайсом, что прошла мимо, но, взявшись за ручку двери, все-таки заметила его краем глаза. Преувеличенно медленно обернулась и спросила:

– Ты чего здесь сидишь?

Он пожал плечами:

– Погода хорошая.

Она гадливо поморщилась:

– Погода отвратительная: сыро, пасмурно – мерзко, одним словом.

– Зато тепло.

Она хмыкнула, отвернулась и открыла подъездную дверь:

– Идем.

Он неторопливо поднялся и пошел к двери, Ася тем временем нетерпеливо взяла первый аккорд перебором длинных ногтей по гулкой железной двери. Пришлось ускориться.

Ужин прошел в молчании, Ася была явно чем-то обеспокоена, а он этого и не заметил, увлеченно перемалывая себя в труху и доводя до приступа паники, не зная, как сообщить ей свою жуткую новость.

Когда позже он размышлял об этом, пришел к выводу, что ее непривычная нервозность должна была его насторожить. Но это было потом, когда он уже держал в руках неопровержимое доказательство. А пока он тщетно боролся с подступающей паникой. Он был загнан в угол, и чуял, как черные стены, в которые он упирался лопатками, тянули его силу, давили ее капля за каплей.

Они отправились спать, Ася по обыкновению отвернулась на бок и вжалась в стенку, он постарался приобнять ее, но его одернули коротким, раздраженным:

– Не сейчас.

Он перекатился на спину, полежал пару минут, бездумно пялясь в потолок, а потом снова повернулся к Асе, кладя руки ей на плечо. Она резко обернулась, и они оказались лицом к лицу.

– Ну, вот чего тебе, я сплю?

– Ась, – прозвучало ласково и как-то жалко, она нахмурилась

– Ась, – еще ничтожнее, и в третий раз:

– Ась, меня с работы уволили.

– Как? – она вся напряглась и понизила голос.

– А вот так. Сам Вадим Арсенович к себе вызвал и сказал по собственному желанию писать, ну я и написал, что делать было.

– Как он мог? Как он мог? – Ася взвизгнула так, что он даже вздрогнул.

– Ну, ты же знаешь, он человек вспыльчивый, может, я случайно сделал что-то, что ему не по нраву. Он отойдет и возьмет меня обратно.

– Не возьмет, – выдавила Ася, всхлипнула, – ни за что не возьмет, – и зарыдала.

– Ну что ты, солнышко мое, все хорошо, все наладится, не возьмет, так новую работу себе найду.

Он постарался обнять ее, но она опять отодвинулась к стенке, вжимаясь в нее спиной. Рыдая, она прятала лицо в ладонях, потом, затихнув, подняла на него свои заплаканные глаза.

– Саша, я беременна, – сказала она почти шепотом.

– Что? – он опешил.

– Я беременна, – она повторила еще раз.

– Какой срок? – он медленно приходил в себя.

– Шесть недель.

– И ты говоришь мне об этом только сейчас?

– Не была уверена и, и я не могла, у нас такое положение, я должна была убедиться, что… – она опять разрыдалась.

Он обнял ее и забормотал утешительную скороговорку, что все будет хорошо и они справятся.