Михаил Азариянц - Скиталец

Я поправил рубашку, поднял лоскут, который при падении выронил прапорщик и тихо открыв внутреннюю дверь, пробрался на свое место. Кругом была мертвая тишина. Лишь во втором от туалета купе женщина кормила грудью засыпающего младенца, но она, увлеченная этим очень значительным и приятным занятием, даже не подняла глаз в мою сторону.

Я сел на место, снял рубаху и засунул ее в портфель, достал футболку и натянул ее на дрожащее тело.

– Надо успокоиться, – подумал я, глубоко вдохнул воздух, медленно выдохнул, закрыл глаза и хотел переключить свое внимание на что – то другое. Но картина падения этого негодяя вновь и вновь всплывала перед глазами. Я взял со стола стакан с холодным чаем, выпил его, и кажется стало легче. Я сидел и думал: виноват или не виноват в смерти этого человека?

Я предполагал всякие «если», ну если бы я не потащил его в тамбур курить? Ну и так далее. И все время оправдывал сам себя.

То, что никто не видел ни меня, ни его – это уже хорошо. Да и скоро ли найдут его в этой необитаемой пустыне, не раньше, чем завтра в обед, если путевые обходчики, пойдут с проверкой и, если оно, конечно, не скатилось в седловину подступающего бархана. А если нет, то машинист любого товарного поезда может увидеть тело возле путей, сообщит диспетчеру, и пока то да это – мы будем уже в Гурьеве. Но чтобы его отсутствие не обнаружили здесь, надо спрятать под боковую полку его саквояж.

– Господи, – осенило меня, – там же деньги!

И теперь другая горячая мысль обожгла мне сознание.

– Деньги, кому они достанутся? Если их оставить здесь, то проводнику или проводнице, которые обслуживают этот вагон. Вряд ли они понесут их в милицию. А если и понесут, то по незнанию, что они там есть. Милиционер, который первый откроет его, он же и присвоит их. Нет, надо взять деньги, а саквояж спрятать подальше под сиденье и непременно затолкать его ногами.

– Должна же быть какая-то компенсация за все свалившиеся на меня неприятности, – подумал я.

Вытащив из кармана платок и не прикасаясь голыми руками к замку саквояжа, открыл его, огляделся: все ли спят? и убедившись, что было именно так, стал лихорадочно перекладывать их в свой портфель. Я трусливо озирался и дрожащими руками брезгливо засовывал пачки на самое дно. Заполнив портфель больше, чем наполовину. Небольшую часть денег я оставил в саквояже, а чтобы их не сразу обнаружили, замаскировал одеждой, которая была там. Для чего я это делал не знаю, ну, наверное, для того, чтобы сыщики, а они наверняка будут, не подумали, что его смерть связана с ограблением. Ведь никто не знал и никогда не узнает – сколько их там было Всю операцию я провел быстро, обременив себя еще одним преступлением. Я честный и чистый человек, никогда не совершивший ни единого правонарушения и вдруг сразу вор и убийца! Каково?! Ощущение было такое – будто я вылез из помойной ямы и надо срочно отмыться от этого дерьма, но как?

Надо же было ему встать на моем пути. Воистину человек не знает, где и что его ожидает.

Уставший и утомленный этими жестокими событиями, я дремал, вздрагивал и пробуждался от кошмаров, которые являлись мне в этой тревожной дремоте.

Но к утру я все – таки уснул крепким, богатырским сном.

Проснулся от каких-то разговоров. Было двенадцать дня, а в тринадцать поезд прибывает в Гурьев и потом следует в Адлер. Проводница шла по вагону и раздавала билеты, которые обычно отбирались у пассажиров при посадке.

– Я попросил свой билет, потому как, мне он нужен был в обязательном порядке, для отчета за командировку. Проводница отдала его мне и спросила: А где этот жеребец, который вчера здесь буянил, матерился и все бегал да скупал шкалики на каждой станции?

– А бес его знает, девушка, может он в ресторане сидит.

– Такие по ресторанам не ходят.

– А он, что тоже в Гурьеве должен выходить?

– Да нет, он в Туапсе, кажется, едет.

– До Туапсе еще далеко, придет.

– Ой, пропажу ищите? Может в соседний вагон пошел, – вмешалась в разговор Лика.

– Ладно, а вещи его где?

– Не знаю, – почему-то ответил я.

– Найдется, человек не иголка, а этот вообще – кабан, такие не пропадают, – ухмыльнулась Ика, – хотя бы его черти на игрушки унесли, как хорошо без этого чудовища!

– Ой, сестренка, нам то что? Мы уже приехали.

Все те, кто покидал вагон на следующей станции, собирали вещи, скатывали матрацы и аккуратно укладывали их у изголовья. Так уж было заведено на железнодорожном транспорте.

Проводница раздала билеты гурьевчанам и ушла в свое купе. Все это время я волновался и чего-то ожидал. Но, как оказалось, мои опасения на данный момент были напрасны. Я торопил поезд и думал: чем скорее приедем, тем быстрее я удалюсь от этого злополучного поезда.