Полина Луговая - Любить не страшно

– Ну да, тётя, которая мама, – согласилась Анюта. Помолчала, а потом добавила:

– А ты, папа, иди. Я думать буду…

Практически всю ночь я провела у постельки Анютки. Спала она беспокойно, вскрикивала, постанывала, периодически садилась и даже вставала. Я её тихонечко укладывала, напевая колыбельную. При моем прикосновении, попытке взять на руки девочка вздрагивала, просыпалась и напуганными глазёнками смотрела на меня. Но убедившись, что она всё-таки в безопасности, тихонечко отодвигалась от меня, чужой тёти, и, закутываясь в одеяло как в спальный мешок, засыпала. Я поняла, что гладить, обнимать, целовать и баюкать ещё рано. Но я сидела на полу около её кроватки и просто смотрела на неё, слушала её дыхание. И мне было хорошо.

Утром готовлю завтрак и вдруг слышу громкий плач. Забегаю в спальню и вижу: сидит ребёнок в кроватке, рыдает и зовёт:

– Тётя, тётя!

– Анечка, девочка, что случилось? – спрашиваю взволнованно.

– А-а-а… не хочу больше спать, тётя! Я писать хочу! – продолжая плакать, отвечает Аня.

– Доченька, так ты и не спи! Вставай, умывайся, одевайся, да и завтракать пора, – уже возвращаясь в кухню и выключая чайник, кричу я.

Немного успокоившись, всхлипывая, Анюта сползла с кровати. Я отвела её в ванную. Там мы два раза чистили зубы, пять раз мыли руки разными жидкими мылами, надувая мыльные пузыри. Я корчила рожицы. Сначала Анюта удивлённо смотрела на меня, потом начала смеяться, тоже пытаясь корчить рожицы.

– Ащё, ащё, тётя, мама! Ащё хочу! – весело просила меня Анюта.

– Нет, доченька, хватит, в другой раз. Надевай халатик и идём завтракать. У меня уже всё готово.

Тем временем я накрыла стол и разложила всякие вкусности. Жду-жду, а ребёнка всё нет. Захожу в комнату и вижу: Аня сидит на диване в колготках, платье и туфлях. Ручки на коленочках. Единственное, что я успела сообразить в ту минуту и выпалить:

– Тебе не жарко?

– Жарко, – серьёзным голосом ответила Анюта.

– Так разденься! – сдерживая улыбку, произнесла я.

– А что, можно? – удивилась Аня.

– Можно-можно. Тебе всё можно. Ты ведь у себя дома! – уже не сдерживая смеха, ответила я. А затем продолжила:

– Ну ладно, пошли полопаем, а потом уже переоденешься, разденешься или ещё теплее оденешься, как захочешь сама.

Каша, хлеб с сыром были съедены. Ветчина, яйцо, красная икра были не тронуты, даже не вызвали интереса.

Обед, полдник, ужин – огурцы, помидоры, перец, персики, арбуз, дыня, сгущёнка, сосиски – просто пролежали нетронутыми. Суп, пюре, котлета, булочка, компот уплетались за обе щеки.

Я предлагала Анюте хотя бы попробовать, она равнодушно отказывалась. Я не настаивала. Но вот конфеты и шоколад манили и завораживали ребёнка. Это было действительно райское наслаждение. Чтобы Аня не объедалась, пришлось убрать в шкаф и выдавать ей понемногу.

Через несколько дней Анюта позволяла уже брать её на руки. И это ей нравилось. Она могла часами находиться на руках, и мы с ней обходили всю квартиру.

Весело и с хохотом включали и выключали все лампочки и светильники. Так начался наш телесный контакт. Она всё реже и реже называла меня тётей, в основном – мамой.

В очередной раз мы собирались в детский дом, чтобы отметиться. Я помогала Ане одеваться, повторяя потешку «Идёт коза рогатая», и делала ей «бадучки-бадучки». Она смеялась и падала на подушки. Я её щекотала, целовала в щёчки, лобик, ручки, ножки. И вдруг она с удивлением спросила меня:

– Мама, а что ты делаешь?

Не понимая вопроса, я ответила:

– Помогаю одеваться своей доченьке!

– Нет, не это.

– А что?

– Вот так, губками, – вытягивая свой ротик вперёд, показала Анюта.

Я сидела на корточках и смотрела в её удивительно голубые глаза:

– А это, доченька, я тебя целую.

– Целюлю? – и открыв ротик, она прикоснулась к моей руке. Это был первый в её жизни поцелуй.

Чтобы не заплакать, я взяла её на руки. Прижала крепко к себе и, целуя, прошептала на ушко:

– Ты моя самая любимая доченька! И мы теперь будем с тобой вместе всегда!

В детском доме, чтобы детки ели хорошо, был закон: кто съест всю кашу, тому дадут добавочную котлету.

Я несколько дней смотрела на ребёнка, который засовывал кашу в рот, пытаясь проглотить её не жуя. Но каша не глоталась и всё пыталась выйти обратно. И тут я не выдержала: