Александр Ралот - Охотница за любовью

Вернувшись из МИДа домой, Коллонтай облачилась в свой старый, но всё ещё сохраняющий подобие экстравагантности халат, заварила себе чаю и опустилась в потёртое кресло, стоящее у такого же старого письменного стола с резными ножками. Открыла толстую коленкоровую тетрадь с пожелтевшими от времени листами.

«Итак, начнём с того, что семейная жизнь мне совсем опостылела», – начала она перечитывать давным-давно написанные строки.

«Да, да, именно так – опостылела. Муж, ребёнок, обыденные домашние дела, то, к чему стремятся все женщины – не моё. И надо честно себе в этом признаться. Да, мне хочется признания, мне нужно восхищение, но не одного человека, не мужа. Мне хочется признания многих, мне хочется признания масс. А виновата в том моя лучшая подруга Ленка Стасова. Это она показала мне другой мир. Мир борьбы, мир постоянной борьбы и будущих побед. Если бы мы мои любимые родители и любящий супруг часом узнали о том, в какую компанию попала их любимая Шурочка, то, вероятнее всего, у них бы волосы встали дыбом от этого ужаса. Но моя тайна, конечно же, была им не ведома. Даже со сводной сестрой Женей нельзя было посекретничать, мало ли что.

Ленка такая необычная, она уже в полной мере прожженная и циничная революционерка. А я всего лишь её верный курьер. Вожу какие-то посылки, письма, запрещённую литературу разным неизвестным личностям. Как заправский заговорщик использую при передаче пароли и отзывы. Как же все это опасно и романтично.

Мне надо, обязательно надо быть свободной.

Повседневные хозяйственные и домашние заботы заполоняют весь день, из-за этого я не могу больше писать повести и романы. А вечером, когда маленький сын засыпает, я тут же мчусь в соседнюю комнату, чтобы снова взяться за книгу этого удивительного Ленина.

Все. Решено. Я уезжаю. Буду учиться, буду, в конце концов, заниматься тем, что мне нравится.

Совсем скоро наступит новый двадцатый век. И люди изменятся, они не могут не измениться, и я буду им в этом помогать.

Я в Европе, в тихой и ухоженной Швейцарии. Я студентка местного университета.

Выбрала лучшее, что здесь есть. Семинар знаменитого профессора Геркнера. Наконец-то я имею возможность удивительно много читать. И ещё одна маленькая радость. Мои статьи с завидной регулярностью появляются в весьма солидных журналах.

Пишу по большей части о Финляндии – о проектируемых реформах, об экономике, о рабочем движении. Мне говорят, что я стала авторитетным экспертом по этой стране.

Я дружу с европейскими знаменитостями – Розой Люксембург, с Плехановым и его женой.

Там, в далёком Петербурге, скончалась матушка. Ездила на похороны. С супругом не встречалась, а зачем. Прошлого не вернёшь. А семейные скандалы – это удел слабых людей. Да и к тому же сынишка живёт не с ним, а с дедом.

Каутский и Лафарг выразили мне свои соболезнования и тут же предложили написать очередную работу, по моей излюбленной теме – русское рабочее движение в Финляндии.

Моя небольшая брошюра «Финляндия и социализм», надо признаться, имела мало толка. Горячие призывы к финнам принять самое широкое участие в восстании, в свержении царского режима остались не услышанными.

Теперь по прошествии стольких лет, надо признаться, что финнам жилось очень хорошо, спокойно и комфортно под защитой русского монарха. И мои пламенные революционные идеи и воззвания их абсолютно не трогали. Зато мне брошюра с призывом к вооружённому восстанию грозила, в лучшем случае, ссылкой в Сибирь».

На столе рядом с тетрадкой стояла фотография в выцветшей от времени рамке. Женщина нежно взяла её в руки, нежно погладила, затем почему-то положила на стол вниз изображением. Посмотрела куда-то на потолок, после чего вернулась к своему занятию.

«Начало первой Мировой застало меня и сына Мишу в Германии. – Александра Михайловна

читала, едва шевеля губами, время от времени поднося палец ко рту, дабы смочить палец и таким образом перевернуть слежавшийся от времени лист. – Наш совместный отдых этим летом в курортном городке Коль-груб закончился интернированием на основании того, что мы имеем гражданство вражеской страны, следовательно, можем быть потенциальными шпионами. Вместо отдыха в тихом городке с минеральными источниками я и сын оказались в душном переполненном бараке. Будущее не предвещало ничего хорошего. Я переживала не столько за себя, сколько за сына. О том, на что мне пришлось пойти, чтобы решить эту проблему, вспоминать совсем не хочется. Однако уже через два дня меня выпустили с формулировкой «враг царского режима – друг великой Германии». Однако сын Миша все ещё находился в заточении. Опять пришлось пустить в ход известные женские средства и материальные сбережения. Наконец, с большим трудом удалось вызволить Мишу, правда, с предписанием – немедленно покинуть страну.